Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
Хотя Тому лучше удавалось «интерпретировать факты» — эвфемизм, который он использовал, когда хотел публично её обеспокоить. Гермиона не одобряла его манеру переиначивать факты по любому поводу. Она не могла, однако, отрицать полезности этого при правильном обстоятельстве. «Правильное» обстоятельство не было легкомысленным, как, например, придумывание Томом объяснения, почему он не может взяться за рутинное задание, связанное с работой или младшими учениками. Правильное обстоятельство, заключила Гермиона, связано с чем-то большим, чем личный досуг.
Она приняла решение посетить Министерство магии под конец занятия по аппарации, а Том принял решение сопроводить её. Это заставило её чувствовать нечто недоброе — не по той же причине, как недовольство Нотта, — но потому, что Гонты были связаны с родословной Слизерина и Тайной комнатой, и это было шаткое положение, когда возвращение долга жизни означало раскрытие фактов, которые она обнаружила за год, прошедший с момента её первой встречи с Ноттом под сенью Гиппарха-Звездочёта.
Но когда планы были установлены, а дата назначена, уже не было способа оттянуть их.
Двадцать девятое апреля, суббота, было датой их экзамена по аппарации. Гермиона переживала о нём — хотя и не волновалась так сильно, как о побеге с территории Хогвартса без разрешения декана, несмотря на то, что была взрослой и знала, что разрешение было скорее хорошим тоном, а не законной необходимостью, как относились к формам на посещение Хогсмида на третьем курсе. Тем не менее учителя несли ответственность за благополучие студентов, даже взрослых, и Гермиона почувствовала угрызения вины, что уклонилась от этого, когда они доверяли ей настолько, что назначили старостой.
Том, в свою очередь, был в предвкушении: он всё время бросал взгляды на стол Рейвенкло со своего места со слизеринцами в этом году, большинство из которых нервно проходились по своим записям и шпаргалкам с полезными подсказками на своих руках, сделанных несмываемыми чернилами. Экзамен по аппарации был практическим тестом без письменной части (какая жалость, потому что Гермиона знала, что с блеском справилась бы с ней), и потом было позволительно, хотя и довольно бестактно, приносить свои учебные материалы перед экзаменаторами.
(С другой стороны, аппарация сводилась к уверенности волшебника, и, глядя, как студенты перебирают заметки, наводило на мысль, что медик должен быть готовым к неминуемому расщеплению).
Экзамен был простым: аппарировать в центр нарисованного на полу круга, пока за этим смотрит экзаменатор от Министерства, затем снова аппарировать в другой круг, спрятанный за ширмой. Затем надо было заполнить форму для самой лицензии, и ей выдадут копию. Гермионе сказали держать лицензию всегда при себе, но во многие разы, когда она проходила на аллею за «Дырявым котлом» или площадью Хогсмида, она видела множество волшебников и ведьм, аппарирующих в её присутствии, и ни у кого никогда не просили предъявить документы.
Гермиона и Том вызвались первыми, а за ними последовала целая вереница добровольцев, состоящая примерно из дюжины студентов. Большинство из них были гриффиндорцами, остальные — семикурсниками, которые провалили или отложили экзамен в прошлом году и предпочли сдавать его вместе с шестикурсниками, чтобы не идти в Министерство и не платить за сдачу летом.
После получения лицензий они были предоставлены сами себе на остаток дня — все остальные на их курсе были слишком заняты подготовкой или собственными экзаменами, чтобы следить за ними. Поскольку они прошли экзамен первыми, они закончили как раз вовремя, чтобы присоединиться к остальным студентам, направляющимся в Хогсмид на выходные.
Гермиона надела свою школьную мантию Рейвенкло поверх простой блузки и юбки вместо полной формы, и так же сделал и Том.
Жестом позвав её за собой, он повёл их в «Кабанью голову», затем на заброшенный конюшенный двор, где они спрятали свои мантии в сумки, сняли школьные галстуки и значки, чтобы выглядеть как обычные взрослые волшебники, а не студенты Хогвартса. Том завязал один из его магловских галстуков под воротником форменной рубашки, а затем надел простую чёрную мантию сверху, чтобы прикрыть её: на ней не было никаких украшений, кроме застёжки в виде серебряной змеи с глазами из агатовых бусин.
Гермиона надела современное ведьминское пальто поверх своей блузки, которое купила в отделе уценённых товаров в «Шапке-невидимке» на прошлой неделе. Оно было немного слишком толстым для сезона, из лодена горчично-жёлтого цвета со стёганой подкладкой, оставшееся последним из зимней линейки магазина, но оно выглядело «взрослым». Лацканы были острыми, пуговицы вырезаны из рога, а талия плотно прилегала, обрамляя её силуэт, чего не хватало в форме Хогвартса — и мальчикам, и девочкам продавали одинаковые мантии, не делая различий между полами, только в размере и длине подола.
Субботним утром Хогсмид бурлил, и постоянные посетители «Кабаньей головы» уже начинали стекаться. Гермиона видела немного людей, заходящих в паб во время её дежурств посещений Хогсмида в качестве старосты, ведь большинство предпочитало обстановку и качественное меню «Трёх мётел», расположенных лишь вверх по дороге. Она не удивилась характеру сегодняшних завсегдатаев: с первого взгляда она поняла, что никто из них не заботится ни о хорошей еде, ни о гостеприимном настроении. Том тоже не удивился: он бросил несколько взглядов через плечо на бар, где хозяин протирал стойку грязной тряпкой, но не сделал никаких замечаний, когда проводил ее к камину.
Она ожидала, что у Тома будет множество заявлений о «батраках» и врождённой слабости характера, приводящей их к преданию столь распространённым проявлениям вырождаемости. Но он промолчал, осторожно ступая мимо занятых столиков и морщась, когда один из посетителей выпустил в его сторону газы. Он остановился только тогда, когда они подошли к камину, кирпичи которого почернели от копоти, а на очаге было странное комковатое пятно, коричневое с желтоватыми вкраплениями и сияющее в свете лампы.
«Рассыпанный летучий порох», — рассудила она, но отказалась углубляться в это, пока Том потянулся к банке на каминной полке и объявил чётким голосом.
— Министерство Магии, Лондон!
Гермиона произнесла то же место, подбрасывая пригоршню блестящего песка и следуя за ним в горящие зелёные языки пламени.
От этого было похожее на аппарацию чувство сжатия, дезориентирующий зелёный вихрь образов, будто кто-то повесил её вверх ногами из окна поезда, пока они неслись со скоростью пятидесяти миль в час мимо густого леса, покрытого весенней зеленью. Со всех сторон её обдавало порывистым ревущим ветром с такой же силой, как если бы она стояла на носу парома во время шквала: уши заложило, а её удобные кожаные школьные туфли заскользили, когда её выбросило из камина «Кабаньей головы», выдавило в узкое пространство, как сливочную глазурь из тюбика, а затем выплюнуло с другого конца на гладкую блестящую плитку атриума Министерства магии.
В субботу атриум был пустынен, без обычной толпы гостей и работников: не было очереди к камину, которую она видела в гостиной «Дырявого котла», когда посещала Тома летом. Со своего места она могла видеть атриум до противоположной стороны, фарлонг{?}[1/8 мили, ~201м] полированного тёмного дерева, отражавшего свет десятков позолоченных ламп, до позолоченных золотых ворот в дальнем конце зала. Её вид на ворота и охранный пункт, защищающий их, был преграждён показным фонтаном, центральная часть которого была оформлена в виде фигур больше человеческого роста, стоящих вокруг горделивого бородатого волшебника с поднятой вверх палочкой.
— Пошли, — сказал Том, вытаскивая палочку, чтобы очистить пятна сажи с её пальто. — Пора посмотреть, что тут творится.
Стойку охраны перед закрытыми воротами занимала ведьма в кирпично-красной мантии с длинными и струящимися рукавами. Её помада и эмаль для ногтей были одного тона с мантией, и она использовала свои накрашенные ногти, чтобы перелистывать яркие, глянцевые страницы журнала.