Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
Он мог увидеть лишь отблески мыслей мужчины, крошечные виньетки, цвет и тень и впечатления, расплывающиеся по краям в непонятную мешанину шума.
Грязная тропинка летним днём, щебечущие птицы и зелёные кроны, отбрасывающие тени в полуденную жару. Тепло конского бока между ног, освежающий стакан воды, пока он вытирал влагу со лба платком с монограммой.
Женское прикосновение, мягкие руки, поддерживающие его вес, когда он покачивался на тропе, наблюдая, как его гнедой жеребец весело скачет прочь и прочь, тряся хвостом, отгоняя мух, и поводья свободно свисают над вспененной пóтом холкой.
Ложка, прижатая к его рту, наполненная едва тёплым супом, просачивающимся в его обветренные губы. Утро ослепляло его, поднимая темноту, наброшенную на его чувства. Оно воскресило его способности и память: он поднял руку к ложке, непреклонный в том, чтобы есть самостоятельно, и свет замерцал на золотом ободке, опоясывающем безымянный палец его левой руки…
— Останови это! — взревел отец Тома, крик испугал его лошадь, вставшую на дыбы и начавшую лягаться, пока её снова не взяли под контроль, танцуя кругами на полу конюшни. Собака лаяла, пистолет задрожал.
Том воспользовался возможностью.
— Экспеллиармус! — закричал он, его левая рука — рука без палочки — поднялась. Намерение, сила воли, визуализация…
Пистолет вылетел из руки отца, отлетая за него на десять футов, двадцать футов,{?}[3 и 6 метров, соответственно] пока он не закопался в мешках корма.
Его отец издал безмолвный крик, и секунду они смотрели друг на друга, отец и сын, две свободные руки поднялись в воздух, но у Тома всё ещё была палочка — его пальцы сжались вокруг неё, его плечи дёрнулись, а затем… Без всякой сознательной мысли белая тисовая палочка поднялась вверх, вверх, вверх…
Том-старший развернул свою лошадь, заставив её совершить огромный прыжок, соскользнув по тюку сена и опрокинув его. Собака с воем последовала за ними. Пёс нырнул в мешки с кормом и вытащил револьвер своего хозяина, в то время как Уэлсли отчаянно ревел, лягая ногами деревянные стены конюшни, добавляя воодушевляющий контрапункт к головной боли, которая с свирепым энтузиазмом билась в черепе Тома.
Том опустил руку.
Несколько минут он стоял посреди конюшни, цепляясь за чёрное небо, которое так легко появлялось перед ним, когда он хотел пропустить мимо ушей дружелюбные истории и мерцающие глаза Дамблдора. Его сердце успокоилось, когда он взял под контроль свои эмоции, мысли и нрав.
Он только что сотворил магию перед маглом. Официальные последствия не волновали его так, как потерять своё тайное преимущество. Да, он сделал это, потому что кто бы хотел направленный ему в лицо пистолет? Но при этом он раскрыл свои карты: он нарушил то, что маглы считали естественными правилами вселенной. Он не хотел, чтобы Гермиона помогала Фрэнку Брайсу — их миры должны были быть разделены по уважительной причине — и теперь, когда иллюзия была разрушена на глазах его отца, Том чувствовал, что теряет контроль над ситуацией.
Его отца нужно было предать забвению как можно скорее. Маглы, и это слово было произнесено в уме Тома с пренебрежением, не понимали ни магии, ни того, что значит быть Особенным. Им не принесёт никакой пользы, если его и Гермиону сочтут ошибками природы. Он не обращал особого внимания на профессора Биннса, но знал достаточно истории магии, чтобы понять, что Статут поддерживался с какой-то целью.
Но… что-то остановило его руку, заставило его не решиться немедленно преследовать отца. Что мужчина имел в виду своими словами?
Ты знаешь, что ты!
Его отец ответил яростью и страхом, когда увидел палочку Тома.
Не удивлением или смятением и даже не ошеломлённым интересом.
Ты такой же, как она.
Прошло несколько минут.
Том положил палочку в карман и отряхнул сено с пальто и брюк.
Никакой совы не появилось в небе, никакого письма не пришло из Министерства с предупреждением о незаконном использовании магии несовершеннолетним.
Когда он вернулся домой, его бабушка разложила блюдо минс паев{?}[Сладкие пироги с начинкой из рубленых цукатов и животного жира с пряностями, иногда с мясным фаршем, традиционно подаются на Рождество. Исторически, начинка с фаршем была способом сохранения мяса до изобретения холодильников, и её традиционно готовят за несколько недель до Рождества. Сама же начинка обычно состояла из 13 ингредиентов (по числу апостолов + Иисус Христос), а большое количество фруктов и специй (привезённых с Востока после Крестовых походов) символизировали дары Волхвов. В современное время пироги чаще всего готовят без мяса, но оставляют животный жир ] и глазированного печенья — аккомпанемент к горячему чаю и сливочному какао.
«Осталось шесть дней, — подумал Том, присоединяясь к Гермионе на диване и слушая её щебет о рождественской благотворительной акции для местных детей. — Тогда я смогу узнать, что это значит, и никто не сможет меня остановить».
Полночь в Усадьбе Риддлов ознаменовалась звоном и стрекотом десятков каминных, каретных и длинных маятниковых часов. Шум, каким бы раздражающим он ни был в обычный день, скрывал шорох шагов Тома, когда он на цыпочках вышел из своей комнаты, закрыв за собой дверь. Крепко сжимая палочку в правой руке, он направился в южное крыло, твёрдо удерживая Дезиллюминационное заклинание, хотя чувствовал, что его пальцы дергаются в предвкушении.
Тому Марволо Риддлу официально исполнилось семнадцать лет.
Не было радужных петард, чтобы отметить такое событие. Ему не передали выгравированные часы на цепочке в час вступления в совершеннолетие. Совы не прилетят к его завтраку, держа в клюве глазированный торт и бутылку вина или огневиски, которые его семья хранила со дня его рождения для этого события. Он раньше видел, как некоторые его одноклассники получали свои подарки на день рождения, и его угощали многими кусками торта в Общей гостиной Слизерина.
Но ничего из этого не имело значения для Тома.
Что было действительно важно, так это магия и независимость — две вещи, которые он ценил почти выше всего на свете, — теперь были в его распоряжении. Никаких вмешательств Министерства, никаких угроз отчисления, никакого Дамблдора, смотрящего на него с предварительным неодобрением вдоль кривого носа.
Замóк на двери отца отворился с тихим прикосновением палочки.
Шторы, как и в прошлый раз, когда он их видел, были задёрнуты, но в комнате не было темно.
Горел свет, и радиоприёмник над камином — архитектурное решение интерьера, точное отражающее его собственную комнату, — работал, настроенный на оркестровку струнных в стиле барокко, заполняющая музыка играла поздно ночью и рано утром, когда в сетке вещания не было подходящих передач.
Том перевёл взгляд на кровать. Свёрнутый под одеялами в бесформенный комок, с одной рукой, торчащей из-под простыни. На ночной тумбочке стоял пустой стакан и тёмная коричневая бутылка, этикетка которой гласила: «Тоник от нервов — снимает усталость, для крепкого и спокойного сна». Возле бутылки лежала ложка, и жидкость консистенции сиропа стекала из неё бусинкой на поверхность стола.
Он подошёл к глыбе под одеялами, подняв палочку.
Заскрипели половицы, глыба подвинулась. Одеяла заворочались и испустили тихий стон.
— Кто здесь? — проворчал мужчина хриплым от сна голосом. — Маменька? Это Вы?
Том взмахнул палочкой и наложил невербальное заклинание.
Остолбеней!
Одеяла замерли.
Осторожно пройдя вперед, Том подошёл к кровати, наложив на неё заклинание Немоты и, на всякий случай, на скрипучие половицы. На кровати без сознания лежал его отец с отвисшей челюстью, волны тёмных волос падали на подушку. На мгновение Том посмотрел на другого Тома, отмечая их сходства и различия.
Превосходство Тома над остальными детьми в приюте Вула было очевидным с раннего детства. Он рос высоким и с хорошей осанкой — худым для своего роста, но с этим ничего нельзя было сделать, — пока остальные дети были низкими, тщедушными или с ногами колесом. Его зубы выросли без кривых углов и зазоров. Его голос стал глубже без ломоты, а его кожа оставалась чистой и гладкой, нетронутой оспинами и прыщами. За последние годы его популярность среди учеников выросла, и он постоянно получал приглашения на групповые проекты и вылазки в Хогсмид. Мальчики из дуэльного клуба, может, и восхищались его работой палочкой, но девочки Хогвартса восхищались его внешностью. Он находил это чрезвычайно поверхностным с их стороны, но он не мог сбрасывать со счетов их полезность, когда дело доходило до выяснения того, кому одалживали дополнительные учебники для независимого проекта из частной коллекции профессора.
