Джейн Фэйзер - Шарады любви
Мария Антуанетта, переставшая играть пастушек в придворных спектаклях, когда в стране свирепствует голод, наконец, поняла, что королевская власть уже никогда не вернет себе былой популярности. Теперь Людовик и его супруга оказались пленниками народного гнева. Королева считала, что первым делом надо постараться разбить эти цепи, и принялась строить планы побега. В результате бегства ей хотелось попасть под защиту родного ей монаршего дома австрийской империи. Путь в эмиграцию был проложен уже давно многими аристократическими семьями, эмигрировавшими в Кобленц и к австрийскому двору в Вену. А оттуда, думала Мария Антуанетта, можно будет, собрав силы, двинуться на Францию, подавить революцию и восстановить на троне династию Бурбонов.
Эстэф следил за разработкой подобных планов, писал записки для королевы и подслушивал ее секреты. При этом он пользовался и донесениями своих шпионов из числа состоявших при королевской чете служанок и лакеев. Затем он собирал все сведения воедино и передавал революционному комитету, которому также усердно служил. Одновременно граф д'Эстэф продолжал обдумывать возможности похищения и последующего подчинения себе графини Линтон. Он много узнал о ней от шевалье д'Эврона, когда тот находился в Париже, и понял некоторые причины ее необычного поведения в Тюильрийском дворце. Ничего не подозревавший шевалье был только рад встретиться в Париже с человеком, назвавшимся знакомым Линтона и питавшим отвращение к возможности кровопролития и террора в своем отечестве. Поэтому д'Эврон говорил с ним очень свободно. Эстэф слушал шевалье со вниманием и даже некоторым волнением: если то, что он узнал о графине Линтон, — правда, то сбить ее с пути будет нелегко. Но предприятие даже привлекало его своей трудностью.
Как раз в тот день, когда Даниэль в Лондоне боролась за жизнь и рассудок Бриджит Робертс, шевалье вместе с Сан-Эстэфом стали свидетелями драматического события в Париже. По городу прошел слух, что король Людовик XVT вместе со всей семьей собирается бежать из столицы, воспользовавшись подземным ходом, соединяющим Тюильри с тюрьмой на Венсеннской площади. Там тут же собралась огромная толпа народа. Вооруженная парижская знать выстроилась перед дворцом, готовясь защищать своего короля. И это лишь подтвердило слухи. Народ в толпе считал монарха предателем, который хочет сбежать из страны в трудную минуту и собирается вернуться во главе иностранных армий, чтобы с их помощью усмирить непокорных.
С этого момента судьба короля была решена. Двумя месяцами позже Эстэф стоял во внутреннем дворе Тюильрийского дворца и наблюдал, как разъяренная толпа окружила экипаж, в котором король и королева отправлялись на традиционный летний отдых в Сен-Клу. Заверения генералов, советников и самого Людовика в том, что у монарха нет и мысли о бегстве, успеха не имели. В результате августейшее семейство было вынуждено возвратиться во дворец.
Эстэф незаметно выскользнул за ворота дворца. Теперь у него уже не оставалось сомнений, что король и королева стали пленниками. События того дня развеяли остатки их претензий на власть. Но за эти месяцы Эстэф успел хорошо узнать Марию Антуанетту и был уверен, что теперь она сделает все возможное для того, чтобы сбежать. К тому же для нее, как и для самого короля, другого выхода просто не оставалось.
Эстэф был также уверен, что побег провалится. И он должен был сыграть в этом провале решающую роль, открыв себе тем самым дорогу в будущее. В будущее без лицемерного ухаживания за королевой, без участия в разработке ее секретных планов и тайной передачи их в революционный комитет. Когда династия Бурбонов прекратит свое существование, а власть толпы станет абсолютной, тогда придет его час. Он сможет укрепить свое положение, а потом будет нетрудно найти и благовидный предлог для официальной поездки в Лондон. Там Эстэф предложит свои услуги шевалье д'Эврону, поймав сразу двух зайцев: доверие молодой графини Линтон и возможность получать ценную
информацию для французского правительства.
Попытка бегства Людовика была осуществлена двумя месяцами позже. Но граф Эстэф был отстранен от участия в ней уже на самом первом этапе. Это привело графа в бешенство. Он считал, что добился полного доверия Марии Антуанетты, а оказалось, что его просто использовали, как нужную вещь, даже близко не подпустив к кругу избранных. И то, что он теперь не знал деталей плана и даже точного часа намеченного бегства королевской семьи, сильно подорвало его положение в революционном комитете.
Последние подробности побега, с помощью которых предполагалось обмануть бдительность парижской общественности, были тщательно продуманы уже без участия графа Эстэфа. Однако он все же сумел узнать через одну из преданных ему служанок королевы, что попытка бегства будет предпринята скорее всего в ночь на 20 июня. Правда, точный час так и остался неизвестным.
Всю ночь мэр Парижа и комендант дворцовой охраны провели в Тюильри. У входов и выходов дворца были расставлены гвардейцы, незамеченной осталась лишь одна дверь в юго-восточном крыле здания. Она вела в неосвещенный коридор, соединявший королевские покои с садом. Этой дверью и воспользовалась августейшая семья. Сначала спустились жена брата короля и переодетый девочкой дофин, через сорок минут за ними последовал сам король, закутанный в серый плащ и в парике, который обычно носил его слуга. И только в полночь вышла королева, переодетая гувернанткой. У замаскированной потайной калитки всех их ждал экипаж…
Через двадцать четыре часа путешествие позорно закончилось в Варенне. Все члены королевской семьи были задержаны и под охраной отправлены обратно в Париж. Итак, за два года Людовик XVI уже в третий раз возвращался в свою столицу пленником…
Успех революции был окончательно определен.
А тем временем на берегу моря в Дейнсбери под развесистым деревом сидела на коврике графиня Даниэль Линтон. Она играла со своим младенцем, которому пошел уже второй месяц, и слушала сообщение шевалье д'Эврона о событиях во Франции. Он рассказывал об объявленном в стране военном положении; о кровавом побоище, устроенном на Марсовом поле против мирной гражданской демонстрации с применением артиллерии, кавалерии и пехоты, причем без всякого видимого повода; о последовавших за этим массовых обвинениях и арестах во имя общественной безопасности; о том, что Париж был объят паникой, а его улицы заполнили толпы ожесточенных мятежников, потерявших веру в короля и всякое доверие к Национальному собранию, повинному в массовых убийствах людей. Шевалье говорил, что теперь у всех на устах одно слово — республика, и заключил, что во Франции грядет власть толпы и царство террора.
