Лора Бекитт - Роза на алтаре
Элиана говорила себе: нужно, чтобы в душе Ролана зажглось что-то яркое, способное хотя бы отчасти рассеять проклятую тьму.
Дружба? Но рядом с ним не осталось сверстников. Товарищи по военной школе или погибли, или же продолжали служить. Любовь? Но у Ролана не было знакомых девушек. И далеко не каждая девушка могла согласиться связать с ним судьбу.
Случайно Элиана вспомнила про Маргариту Клермон и как бы невзначай обмолвилась о ней в разговоре. Она заметила, как на лице Ролана появилось странное выражение потерянности, смятения и какой-то особой мечтательной надежды, и женщина поняла, что сын не забыл эту девушку. Возможно, не случись с ним такого несчастья, он никогда не вспомнил бы о ней, но теперь ему только и оставалось, что жить светлыми минутами прошлого.
Элиана долго сомневалась, но потом все же решила рискнуть. Может быть, она совершала непоправимую ошибку, но существовала вероятность другого: она могла спасти своего сына, принести в его жизнь свет.
Она впервые видела дом, в котором жил Максимилиан. Это был один из красивейших загородных особняков, стоявший посреди бархатистых лужаек, овеянный легкой, как утренний сон, печалью, окруженный благоуханием цветов, прозрачной россыпью фонтанов и особой поэтической тишиной, нарушаемой только нежной мелодией ветра.
Еще издалека Элиана увидела сверкающий на солнце грандиозный купол крыши, а потом – строгие светло-серые стены и узкие трехстворчатые окна. Вступив в просторный, полный воздуха и света зал, она подумала о том, что Максимилиану, должно быть, нравится здесь жить, – такая обстановка соответствовала его стилю. Да, тут совсем не то, что в ее собственном доме в Маре, где хозяйничает неугомонная детвора, где на коврах валяются игрушки Мориса и Андре, в кресле лежит вязание Адели и рядом – кукла Розали, а на подоконнике громоздятся книги Ролана.
Навстречу Элиане из глубины комнат вышла Софи, и Элиана нашла, что она блестяще выглядит, – настоящая светская дама. Наверное, Софи собиралась ехать на какой-то прием, потому что на ней было черное бархатное платье с отделкой из расшитого золотом тюля, а на шее сверкало бриллиантовое колье. Ее гладкое белое лицо обрамляли полукружья темных волос, светлые глаза мерцали, как осколки горного хрусталя. Она казалась очень гордой и неприступной, совсем не такой, как Элиана, усталая, с печалью во взоре.
С тех пор, как они виделись в последний раз, прошло столько лет!
Софи не предложила гостье присесть, как бы давая понять, что разговор будет коротким.
– Господина Монлозье нет дома, – сказала она.
– Я пришла к вам.
На лице Софи появилось выражение легкого удивления. Она чуть наклонила голову.
– Ко мне?
– Да. Скажите, ваша дочь находится здесь?
– Моя дочь? Зачем она вам?
– Я хочу с нею поговорить.
– О чем, позвольте узнать?
Голос Софи звучал монотонно, и она держалась довольно натянуто. В ее манерах чувствовалась скрытая неприязнь, что удивило Элиану.
Женщина ответила:
– Попытаюсь объяснить. С моим старшим сыном случилось несчастье. Он… он ослеп. Сейчас Ролан очень одинок, и я решила попросить вашу дочь навестить его.
Софи внимательно выслушала, не проявляя при этом никаких чувств. Потом произнесла с сомнением в голосе:
– Разве они знакомы?
– Они виделись всего один раз, на балу. Но Ролан не забыл вашу дочь.
Софи в недоумении пожала плечами.
– Полагаю, это не повод для встречи. К тому же Маргарита помолвлена, и было бы неосмотрительно позволять ей видеться с посторонними молодыми людьми.
– Возможно, она сама мне откажет. Это ее право. В таком случае я не стану настаивать.
– Вы как-то странно себя ведете, – заметила Софи. Она тщательно прощупывала собеседницу взглядом, так, словно хотела раскрыть другой, тайный мотив ее визита.
В глазах Элианы появилось выражение глубокой нескрываемой боли.
– Я веду себя как мать, страдающая за своего ребенка, и взываю к вашим чувствам. Неужели вы не можете меня понять? Если б это случилось с вашим сыном…
– Мой сын умер во младенчестве, – резко перебила женщина.
– Да, я знаю. И поверьте, мне очень жаль!
В воздухе повисло тягостное молчание. Софи, не отрываясь, смотрела на Элиану. Признаться, она надеялась увидеть ее другой: постаревшей, утратившей всякую прелесть. Но нет, эта женщина по-прежнему выглядела привлекательной – даже сейчас, когда ее, по-видимому, меньше всего заботила собственная внешность. Те же печально-прекрасные глаза, та же манящая своей чистотою и искренностью улыбка.
– Извините, – вдруг сказала Софи, – но я не могу позволить вам беседовать с Маргаритой. Это было бы неразумно. И вообще, мне пора ехать.
Она хотела пройти мимо Элианы, но та преградила ей путь.
– Я прошу вас о такой малости, а вы отказываете мне! Я знаю, нехорошо напоминать о подобных вещах, но когда-то я сделала для вас гораздо больше! Возможно, на самом деле это и не было нужно, но я пожертвовала собой. Я отдалась человеку, который был мне неприятен, а в итоге родила ребенка, ребенка, которого тот, кого я люблю и кому обязана очень многим, теперь вынужден воспитывать как собственного сына.
На лице Софи впервые промелькнула усмешка, и тут Элиане показалось, что эта женщина не так уж хорошо уверена в себе. Видимая неприступность Софи защищала, подобно стальному корсету, ее уязвимую слабую душу, в которой находилось место и растерянности, и страху.
– Думаю, вы сделали это ради моего мужа.
– Нет, я пожалела и вас! Вы ждали ребенка, и я помню, какие у вас были глаза! Тогда мне казалось, что в вашей груди бьется настоящее женское сердце.
Софи поморщилась.
– Хорошо, – отчеканила она, – я позову Маргариту. Но вы должны знать: я не поощряю подобных визитов. И потому прошу вас больше сюда не приходить. Никогда!
С этими словами она сухо кивнула и удалилась, вызывающе расправив плечи и громко стуча каблуками.
Элиана еще раз оглядела зал. Какое холодное совершенство! Здесь не чувствовалось пульсации жизни, как в ее родном доме в Маре.
В это время на галерее показалась девушка. Элиана подняла голову и смотрела, как она спускается по лестнице. Лучи солнечного света проникали в высокие узкие окна, пересекали пространство помещения и чертили на полу золотые дорожки. И Маргарита шла, словно бы пронизываемая блестящими стрелами, невозмутимая, загадочная, как лесная фея.
Она была в темном, очень простого покроя платье, чем-то напоминавшем монашеское одеяние. Пожалуй, ее лицу недоставало выразительности, но глаза казались очень задумчивыми и серьезными. Она выглядела совсем взрослой, и Элиана подумала: возможно, ее заставили повзрослеть одиночество и невеселые мысли? Маргариту держали взаперти, прятали от солнца, и, наверное, потому ее облик был полон таинственной темной печали.
