Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Я тоже встала и последовала его примеру; в военном лагере день начинался рано. Оба мы словно не находили слов. Он методично причесался, оделся, накинул плащ и намотал на ноги плотную шерстяную ткань, поверх которой натянул сапоги. При здешнем холоде и сырости без такой защиты ноги быстро начинали неметь.
Мы собирались молча, серьезность ситуации не располагала к пустым разговорам. Сейчас я видела оборотную сторону войны, того радостного возбуждения и воодушевления, что сопутствует выступлению армии в поход. Увы, походы не всегда заканчиваются победным ликованием. Иногда приходится зализывать раны и подсчитывать потери.
— Как командиры, все уцелели? — спросила наконец я.
— Все, кроме Флавия Галла, — ответил Антоний. — Он на пятый день нашего отступления увлекся погоней за изводившими нас парфянами и оторвался от основных сил. Я послал к нему гонца с приказом вернуться, но он не подчинился. В результате он попал в засаду — бегство парфян было притворным — и погиб вместе со всеми своими людьми. Из-за его упрямства мы потеряли три тысячи человек. Титий даже вырвал у его знаменосцев орлов, чтобы вынудить их повернуть назад, но и это не помогло. Когда Галл понял, что окружен, было слишком поздно. А другие командиры — например, Канидий, которому следовало бы лучше вникнуть в обстановку, — продолжали слать ему на подмогу маленькие отряды, и враги крошили их по одному. Мне пришлось остановить авангард и лично повести на врага третий легион. Только тогда мы смогли их отбросить.
Пока Антоний говорил, его изможденное лицо раскраснелось.
— Галлу достались четыре стрелы, и он умер. А мы кроме трех тысяч убитых получили пять тысяч раненых. — Он покачал головой. — Их пришлось перевозить на наших мулах, ради чего мы бросили большую часть полевого снаряжения, палатки и кухонную утварь. С той поры прошло двадцать семь дней!
— А ведь не брось тебя Артавазд, его кавалерия вполне могла бы прикрыть вас во время этого почти месячного отступления. Кровь ваших погибших на нем, так же как и кровь тех десяти тысяч, что пали с обозом.
— Да, — согласился Антоний. — И…
— Он должен заплатить за свое вероломство! — настаивала я. — Ты должен покарать его! Полагаю, сам он твердит о своей невиновности?
— О да. — Антоний улыбнулся, но то был лишь призрак его прежней веселой улыбки. — А я сделал вид, будто поверил ему. Ведь когда мы добрались до Армении, нам было бы не под силу выстоять даже против гусей или бродячих котов. Поэтому я поспешил перейти на римскую территорию, хотя в горах еще лежал снег.
— Ты должен вернуться и отомстить, — настаивала я.
— Все в свое время, — сказал он.
Когда так говорят, сразу ясно, что ничего не будет сделано. Мне вспомнилось, как когда-то я сказала старому наставнику:
— Поживем — увидим, что случится.
В ответ я услышала:
— Само по себе, царевна, не случается ничего. Для того чтобы что-то произошло, нужно приложить усилия.
Но пока я оставила все как есть. Прежде чем двигаться вперед, Антоний должен отдать дань скорби.
— Ты слышал о победе Октавиана? — спросила я. — Точнее, о победе Агриппы.
Он кивнул.
— Да. Так был сокрушен последний из республиканцев или, вернее, последний из отпрысков республики. На самом деле Секст выступал только за самого себя.
— А за что выступаешь ты? — не удержалась я от вопроса. — За что выступает Октавиан? У вас уже нет общего дела: убийцы наказаны, Секст устранен. В чем теперь заключается твоя задача?
Ему придется или остаться ни с чем, или объединить людей под своим знаменем ради какой-то цели.
— Я не знаю, — ответил он. Было ясно, что сейчас его это не волнует.
— Октавиан найдет для себя новую миссию, и под ее знаменем продолжит собирать сторонников, — указала я.
Но и Октавиан сейчас не интересовал Антония.
— Может быть, он умрет, — беспечно сказал Антоний. — Здоровье у него по-прежнему никудышное. Глядишь, прокашляет себе путь прямиком в божественную компанию Цезаря.
Послышался стук, и в дверь просунулась голова Эроса.
— Прошу прощения, господин, я, наверное, опоздал…
— Нет, ты как раз вовремя. Принеси нам что-нибудь, чтобы нарушить наш пост, а потом мы отправимся к солдатам и раздадим одежду.
Антоний обернулся ко мне.
— Когда прибудет зерно?
— Грузовые суда следовали за нашей галерой, но мы опередили их, — ответила я. — Они должны пристать в ближайшие три или четыре дня.
— Пусть мельники приготовятся, чтобы быстро намолоть муки, — сказал Антоний Эросу. — Хлеб! Нам нужен хлеб, горы караваев!
За границей селения, в чистом поле, на тонких истертых подстилках длинными рядами лежали, увядая, как растения после долгой засухи, раненые и больные солдаты. Лица многих так исхудали, сморщились и посерели, что никто не признал бы в них молодых мужчин. Это опять заставило меня вспомнить о моем кошмарном сне.
Когда мы приблизились, солдаты издали узнали Антония по пурпурному плащу и слабо зашевелились, стали его окликать. Некоторые с трудом попытались сесть. Над тяжелоранеными были устроены навесы, остальные располагались под открытым небом.
— Император! — пробежало по рядам. — Император!
Антоний остановился поговорить с человеком, чья голова была обмотана рваной повязкой, прикрывавшей один глаз.
— Где ты получил эту рану? — спросил он.
— При разгроме Галла, — ответил тот. — Я был рядом с ним, когда на нас обрушился град стрел.
— Бедный, несчастный Галл! — воскликнул Антоний.
— В него попало четыре стрелы, а в меня лишь одна. — Солдат, по-видимому, хотел защитить своего павшего командира. — Ему пришлось хуже.
— Да, и он погиб, — согласился Антоний. — Но скажи мне, откуда ты родом? Как долго ты служишь мне?
Раненый с трудом принял сидячее положение.
— Я из Кампании, недалеко от Рима.
— То-то и видно. Самые лучшие солдаты — уроженцы наших земель. Терять их тяжелее всего.
Солдату это явно польстило, и он продолжил свой незамысловатый рассказ.
— А прослужил я десять лет, два из них под началом Цезаря. До выхода в отставку мне остается еще десять, и, император, я хочу получить участок земли в Италии. На родине, а не в этих новых провинциях, в Греции или в Африке. Италия — мой дом. Я не для того служил так долго, чтобы на старости лет отправиться в ссылку.
— Ты получишь землю там, где пожелаешь, — заверил его Антоний.
Но я знала, что это непросто. Уроженцам Италии надоело отдавать свою землю армейским ветеранам. «Селите их за границей!» — таково было общее настроение.
