Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува
– Все меры приняты – что он имеет в виду? – наморщив лоб, поинтересовалась Мари.
– Кажется, мистер Вулворт ни в коем случае не хочет пропустить встречу с Рут, – заявил Петер и, обращаясь к Рут, сказал: – Кажется, ты действительно произвела на этого человека неизгладимое впечатление.
– Да ведь сообщение не от Вулворта, а от его ассистента Стивена Майлза! – вставила Иоганна, бросая на него многозначительный взгляд.
Мари покачала головой.
– Все это звучит очень странно! – не сдавалась она. – Какое нам дело, вписываются они в график или нет? Они бы на наш посмотрели!
Все рассмеялись. Рут выглядела так, словно все это ее не касалось, но Мари не унималась:
– Они хотят взглянуть на новые шары, разве это не прекрасно? Какое счастье, что у меня уже кое-что есть! Теперь я буду посвящать больше времени новым эскизам!
Она с довольным видом оглядела всех, но ожидаемого отклика не было, только Магнус кивнул ей с гордостью за нее.
Вскоре все снова принялись за работу, никто не обращал внимания на Рут. Та, словно сомнамбула, прошла через комнату и опустилась на пол рядом с Вандой, которая сидела на одеяле, возилась с деревянной щепкой и откровенно скучала. Радуясь появлению матери, она протянула к Рут свои детские ручонки.
– Мой ангелочек, моя сладкая девочка!
– Мама…
Рут убрала светлые кудрявые волосики со лба Ванды и крепко прижалась носом к щеке дочери.
– Скоро все закончится. Скоро.
Кроме Ванды, ее шепота не слышал никто.
31Последующие недели выдались для Рут нелегкими.
Иногда ей казалось, что собственная тайна не позволяет ей дышать – так тяжело было жить с ней. Как же ей хотелось открыться Иоганне и Мари, подготовить их обеих к грядущим переменам! Было бы чудесно поболтать с ними о предстоящем ей долгом путешествии, выслушать их советы насчет того, что ей взять с собой, а что оставить. Вместо этого ей приходилось самой думать о том, понадобится ли Ванде зимнее пальтишко на время путешествия или достаточно будет курточки, – в конце концов, не может же она положить в сумку все содержимое шкафа!
Какое это было бы облегчение – поговорить с сестрами о ее новом счастье! Поплакать вместе с ними… Но об этом Рут и мечтать не могла. Она понимала, что отъезд из страны по поддельным документам – это в той или иной степени наказуемое деяние. Но чем дальше, тем более одинокой она себя чувствовала и уже сожалела о данном Стивену обещании хранить молчание. С другой стороны, она скорее откусила бы себе язык, нежели нарушила его. Когда становилось невтерпеж, она стремительно выходила из комнаты, не успев проболтаться.
Она тайком зачеркивала дни в календаре, и с каждым днем в душе у Рут нарастало ощущение неизбежности: внезапно все повседневные мелочи стали значимыми, в голове постоянно роились мысли, такие как: «Это последний мешок муки, который я везу домой из мелочной лавки». Или: «Я в последний раз купила у госпожи Хубер пару ботиночек для Ванды». На Пасху она с тоской поставила на подоконник букет нарциссов и задумалась, найдутся ли такие цветы в Нью-Йорке. И вообще – Нью-Йорк! Инстинктивно Рут не осмеливалась думать о столь далеком незнакомом городе, о том, какой будет жизнь там. Если бы она позволила себе это, то страх перед будущим стал бы просто невыносимым.
Однажды под крышей бани принялись вить гнездо ласточки, и Рут поняла: когда в нем запищат птенцы, ее здесь уже не будет.
Хуже всего ей становилось, когда кто-то пытался заручиться ее поддержкой для будущих проектов. Иоганна спросила, не хочет ли она съездить поездом в Кобург на Троицу, и Рут едва не расплакалась. Она едва сумела заставить себя проявить энтузиазм и пробормотала: «Отличная идея!» Однажды она похвалила за обедом соленые огурцы Гризельды, а та, добрая душа, тут же пообещала заготовить в июле пару лишних банок для сестер Штайнманн, после чего Рут почувствовала себя отвратительно. И всех этих милых людей ей придется покинуть навеки!
Лишь когда она оказывалась в мастерской вместе со всеми, тосковать уже времени не было. Она не думала о том, что это последняя коллекция ледяных кристаллов, которую она делает вместе с сестрами, вместо этого Рут утешалась мыслью, что елочным украшениям придется проделать такой же длинный путь через океан, как и ей. Возможно, она уже не увидит, как будет создаваться серия колокольчиков по новейшим эскизам Мари, зато потом сможет подержать в руках готовые изделия – уже в Нью-Йорке. И, возможно, она даже украсит ими свою елку! Поэтому каждое прикосновение к шару, каждое открытие бутылочки с серебряным раствором и каждое движение кистью было подобно капле бальзама на измученную грядущим расставанием душу. Как бы там ни было, она всегда будет связана с сестрами и Лаушей благодаря стеклу!
Так проходили день за днем и неделя за неделей.
– Я иду к Магнусу!
Набросив на плечи вязаную куртку и взяв под мышку альбом, Мари шагнула за дверь, но Иоганна остановила ее.
– Тебе обязательно проводить с ним каждый вечер? Я действительно не понимаю, что ты в нем нашла, – удивленно сказала она. – Конечно, Магнус – милый парень, но…
– Что «но»? Никаких «но», и точка, – с досадой отозвалась Мари. – Может быть, именно это в нем меня и привлекает: ему ничего от меня не нужно, он ничего от меня не требует, в отличие от вас. Он принимает меня такой, какая я есть. И я отношусь к нему точно так же!
Рут притворилась, что не замечает настойчивого взгляда Иоганны, продолжая расчесывать светлые волосы Ванды мягкой щеткой. Она тоже не совсем понимала, что нашла Мари в Магнусе, – с ее точки зрения, он был довольно скучным парнем, – но вмешиваться, в отличие от Иоганны, она не собиралась!
– Не знаю, почему ты постоянно придираешься к Магнусу, ведь именно он подобрал тебя на улице и привел тогда домой. Кажется, ты об этом забыла! – набросилась на Иоганну Мари. – Что же до его работы, то тебе, видит бог, тоже не на что жаловаться! Он уже выдувает почти столько же шаров, сколько я или Петер. Кроме того, он пунктуальный и надежный человек! – упрямо заявила она.
– Да, ты права, – махнула рукой Иоганна. – Просто я… Он всегда такой тихий. И смеется редко.
– Я уверена, что на чужбине ему довелось пережить нечто ужасное, – отозвалась Мари, и в голосе ее вдруг зазвучало сочувствие. – И все же я, в отличие от Гризельды, не пристаю к нему постоянно, пытаясь выведать его тайны! Я позволяю ему быть печальным, более того, его печаль меня вдохновляет! – И она с грохотом захлопнула за собой дверь.
Иоганна поглядела ей вслед и покачала головой.
– Ты посмотри на нее, его печаль ее вдохновляет!
– Да оставь ты ее в покое, – усмехнулась Рут.
