Жена самурая (СИ) - Богачева Виктория

Пролог

Все началось еще с вечера, когда в комнату постучалась молоденькая служанка.

— Госпожа, ваш отец приказывает вам спуститься. Он хочет поужинать с вами и с вашей матушкой.

— Она мне не мать, — привычно огрызнулась девушка и аккуратно положила кисточку для туши в специальную подставку.

— Простите, госпожа, — поклонилась служанка и, пятясь, вышла.

— Не нравится мне все это, совсем не нравится, — пробормотала Наоми* и вновь взялась за кисть. — Что на сей раз для меня задумал отец? — она поморщилась, старательно выводя на рисовой бумаге иероглиф «отчуждение».

Скомкав пять листов и вконец расстроившись, она резко поднялась и хлопнула в ладоши.

Тут же на зов явилась служанка.

— Да, госпожа?

— Убери здесь и принеси зеленое кимоно в мелкий цветок.

— Хорошо, Наоми-сан.

Оставшись в одиночестве, Наоми подошла к окну, выходившему в сад.

«Слуги не метут лишний раз и без того чистые полы, а значит, по крайней мере, ужин будет действительно семейным. Если это вообще можно назвать семьей», — она вновь поморщилась и прислонилась к оконной створке, наслаждаясь закатом.

Солнце медленно садилось, окрашивая небо в розовато-оранжевый цвет и последними лучами играя с кроной деревьев, листву которых трепал теплый ветер.

«Скоро цветение сакуры… даже думать об этом не хочу… ведь это так свойственно нашему клану: приурочить какое-нибудь событие к природному явлению. Будь то сильные грозы в октябре или цветение моего дерева».

Тихо прошелестели раздвигающиеся створки, и в комнату вновь вошла служанка.

— Ты заставляешь себя ждать, Неко.

— Простите, Наоми-сан… — начала она.

— Оставь. Давай скорее кимоно, — она небрежно махнула рукой и скинула на пол халат. — Как там повязки? — спросила Наоми, безуспешно пытаясь придать голосу беспристрастность.

Но Неко хватило ума не жалеть хозяйку и не сочувствовать ей.

— Бинты совершенно чисты, — просто сказала она.

— Значит, все зажило… — шепнула Наоми и повела плечами: последнее наказание отца запомнится ей надолго.

Неко помогла своей госпоже надеть кимоно и собрать длинные черные волосы в элегантный пучок. Когда служанка начала завязывать оби*, Наоми, почувствовав, что Неко прикрепляет ей специальную доску для пояса, протестующе мотнула головой.

— Нет. Оставь. Никакого оби-ита*. Не хочу.

— Хорошо, Наоми — сан. Но вам следует знать, что это был приказ вашей матушки…

— Она не моя мать. Сколько раз я должна повторить, чтобы ты перестала ее так называть? — горько и тихо спросила она, не имея сил ни на раздражение, ни на громкий окрик.

Так много всего навалилось в последнее время. Придирки мачехи стали как будто дотошнее, а наказания отца — больнее. Все повторялось раз за разом, неделя за неделей: Наоми не давала согласия на свадьбу, и он бил ее. Вновь не давала и вновь получала десяток ударов. Сколько уж было их, таких порок?..

Она устала, Ками-сама, как же она устала.

— Простите, Наоми-сан, я, правда, больше не буду, — взволнованно произнесла Неко, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Ничего, — ломким голосом ответила та. — Ничего.

Она поправила волосы, провела ладонями по талии и бедрам, разглаживая тонкий шелк, и направилась к дверям. Уже спускаясь по лестнице, она взглянула вверх. Свет играл тенью на контурах ее лица, подчеркивая высокие, острые скулы. Наоми выпрямила плечи и вздернула подбородок, не собираясь выдавать внутреннего напряжения и волнения, что бушевало в душе. Ее губы дрогнули в усмешке, когда она представила грядущий ужин. Ужин семьи, частью которой ее почти никто не считал. Старшая дочь, наследница великого клана… Ошибка отца в молодости, досадная помеха, кость в горле для многочисленной родни.

Наоми прошла по длинному коридору и распахнула дверь, ведущую в комнату, где проходили трапеза.

Мачеха уже ждала ее, сидя на подушках перед низким столиком.

— Ты опоздала, девочка, — строго сказала она, смерив падчерицу пристальным взглядом.

— Нет. Отец ведь еще не пришел.

— Дерзишь? — женщина облизнула губы. — Спина уже успела зажить? — мачеха усмехнулась и провела ладонью по волосам, собранным в высокую традиционную прическу. — В любом случае, он — мужчина и имеет право задерживаться, а ты должна всегда приходить раньше своего господина.

«Ну, конечно-конечно, змеюка. Ты так действительно думаешь», — фыркнула Наоми и села напротив. Но вслух она сказала совсем другое:

— У меня нет господина, и никогда не будет.

— Не смеши меня, девочка, — мерзко улыбаясь, произнесла мачеха. — Отец — твой господин сейчас, а муж будет им после свадьбы.

Наоми промолчала, крепко прикусив язык. Сил спорить с мачехой у нее не было, да и не хотелось тешить ее самолюбие. Поэтому она лишь склонила на бок голову и нацепила на губы привычную милую улыбочку, выручавшую ее на каждом семейном сборище. Однако ее глаза по-прежнему смотрели жестко и прямо, с едва уловимым насмешливым прищуром.

— И вскоре тебе представится возможность проверить мои слова на практике, — многообещающе пообещала мачеха и замолчала.

«Что она имеет в виду? Какая возможность? Что они задумали с отцом?» — лихорадочно соображала Наоми, пытаясь сохранить на лице невозмутимое и беспристрастное выражение.

Она покосилась на мачеху: та смотрела перед собой отсутствующим взглядом, и многочисленные заколки в ее прическе блестели под светом множества масляных ламп, которые слуги зажгли для ужина.

«Что, девчонка, навела я тебя на мысль? — про себя глумилась над падчерицей Хеби*, разглядывая ничего не выражающим взглядом поверхность стола. — Слава Богам, недолго тебя нам терпеть осталось. Скоро уйдешь, наконец, из семьи, и тогда можно будет задуматься о судьбе моей Ханами», — она улыбнулась, подумав о дочери.

Открылись раздвижные двери-седзи, и в комнату для трапезы вошел глава семейства и клана — господин Токугава, высокий, но уже обрюзгший мужчина средних лет. Он был одет в простое, но вместе с тем безумно дорогое кимоно из черного шелка. По его подолу стелился набивной узор золотой нитью: листва переплеталась с тонкими ветками. Незатейливо завязанный оби темно-синего цвета подчеркивал некоторую сутулость осанку мужчины и вываливающийся живот.

— Добрый вечер, отец, — первой поприветствовала его дочь, с удовольствием читая на лице мачехи легкую неприязнь.

— Добрый вечер, аната*, — произнесла Хеби, склонившись.

Коротко кивнув в ответ, Такао Токугава опустился перед столом на колени.

Повинуясь хлопку хозяйки, слуги принялись разносить многочисленные маленькие тарелочки с яствами. Наоми уныло смотрела на них, раздумывая над словами мачехи, не сулившими ей ничего хорошего. Глубокий голос отца прервал ее метания.

— Наоми, мне надоело терпеть твою непокорность и нежелание вести себя, как подобает послушной дочери. Это недостойно, и твои отказы уважаемым женихам позорят наш клан. Я решил положить этому конец. Я нашел тебе мужа, и твое мнение здесь уже ничего не значит, — жестко говорил Такао, испепеляя дочь взглядом.

Его тон заставил Наоми мгновенно поверить: отец не шутит и не угрожает, не пытается ее обмануть. Его слова — это та правда, с которой ей придется смириться. Казалось, ее огрели по голове чем-то тяжелым: такой в ней стоял звон. Наоми часто заморгала, пытаясь прийти в себя, и стиснула под низким столиком кулаки. Ей пришлось сцепить зубы, чтобы не начать спорить, чтобы не огрызнуться. Ей нужно все хорошенько обдумать, а если отец накажет ее за дерзость, то думать она сможет лишь об истерзанной спине.

«Ками*-сама, кого нашел мне отец? Что же за человек мой будущий муж, раз плюет на Богов и клятвы, раз готов без их одобрения взять себе жену, нарушив тем самым обычаи, что священнее всего?» — ею овладел страх: настоящий, липкий, опутывающий страх.

Такого она не чувствовала еще никогда, даже под палкой отца.

— Наоми, ты меня слышишь? — было видно, что Такао уже не в первый раз зовет ее.