Клайв Баркер - Проклятая игра
— Я не боюсь, — сказал он. — Какой смысл в страхе? Его нельзя купить или продать, его нельзя любить. Его даже нельзя надеть, чтоб согреться, когда вас раздели.
Голова третьего пленника покатилась по снегу и четвертого… Солдат рассмеялся. От крови шел пар. Ее мясной запах раздразнил аппетит людей, голодавших уже неделю.
— Я ничего не теряю, — сказал он вместо молитвы. — У меня была бессмысленная жизнь. Она закончится здесь, ну и что?
Пленник слева от него был молод, не больше пятнадцати лет. Барабанщик, решил сержант. Он плакал.
— Посмотри туда, — сказал Мамолиан. — Вот где настоящее дезертирство.
Он кивнул в сторону распростертых тел: от покойников убегали паразиты. Блохи и гниды осознали, что хозяева мертвы, и сновали по головам и обрубкам, торопясь найти новый приют, прежде чем их убьет холод.
Мальчик поглядел и улыбнулся. Зрелище развлекло его на мгновение, и палачу этого хватило, чтобы размахнуться и нанести смертельный удар. Голова отпрыгнула, в грудь сержанту ударил жар.
Мамолиан вяло оглядел палача. Тот слегка испачкался в крови, а больше ничем его ремесло на нем не отразилось. Лицо палача было бесформенным, с запущенной бородой, нуждавшейся в стрижке, с круглыми горящими глазами.
«И меня убьет вот такой человек? — подумал сержант. — Что ж, мне нечего стыдиться».
Он убрал руки за спину в обычном жесте подчинения и склонил голову. Кто-то рванул его за рубашку, чтобы обнажить шею.
Сержант ждал. Шум, похожий на выстрел, прозвучал в его голове. Он открыл глаза, ожидая увидеть снег, падающий на отделенную от шеи голову; однако нет. В центре площадки один из солдат упал на колени, его грудь была разорвана выстрелом из верхнего окна монастыря. Мамолиан посмотрел на него. Солдаты толпились по краям площадки; выстрелы прорезали снегопад. Раненый командир неуклюже свалился на жаровню, и его меховая куртка вспыхнула. Два солдата были пойманы в ловушку за деревом и подкошены пулями; они осели и переплелись друг с другом, как любовники.
— Прочь, — прошептала Кэрис повелительно. — Быстро прочь.
Он пополз по-пластунски между покрытых инеем камней, пока над его головой шло сражение. Он едва верил, что уцелел. На него и не взглянули. Безоружный и худой, как скелет, он ни для кого не представлял опасности. Только добравшись до укромного угла монастыря, Мамолиан передохнул. По ледяным коридорам струился дымок. Нет сомнений, это место сожжет одна из воюющих сторон, а может быть, обе. Все они глупцы, никого из них сержант не любил. Он двинулся через лабиринт построек в надежде найти выход и не наткнуться на заблудившихся фузильеров.
Он уже был далеко от места схватки, когда услышал позади шаги человека, обутого в сандалии, а не в сапоги. Кто-то шел за ним. Сержант обернулся и увидел монаха. Черты худого лица выдавали аскета. Он схватил сержанта за оборванный воротник рубашки.
— Ты — дар божий, — сказал монах. Он запыхался, но хватка у него была крепкая.
— Оставь меня в покое. Я хочу уйти отсюда.
— Везде идет битва, нигде не безопасно.
— А я рискну, — ухмыльнулся сержант.
— Ты избран, солдат, — ответил монах, не отпуская его. — Случай выступил на твоей стороне. Невинный мальчик рядом с тобой умер, а ты выжил. Ты не понимаешь? Спроси себя, почему?
Сержант попытался оттолкнуть монаха; смешанный запах ладана и застарелого пота был отвратителен. Но тот держался крепко и торопливо говорил:
— Здесь под кельями есть тайные ходы. Мы ускользнем туда и спасемся от бойни.
— Да?
— Конечно. Если ты поможешь мне.
— Как?
— Мне надо спасти рукопись, работу всей моей жизни. Мне нужна твоя сила, солдат. Не беспокойся, ты получишь кое-что взамен.
— Что ты можешь мне предложить? — спросил сержант. Чем мог владеть такой аскет с безумными глазами?
— Мне нужен ученик, — сказал монах. — Кто-то, кому я смогу передать мое учение.
— Избавь меня от твоих духовных наставлений.
— Я многому могу тебя научить. Как жить вечно, если ты этого хочешь.
Мамолиан рассмеялся, но монах продолжал нести околесицу:
— Как забирать жизнь у других и оставлять ее для себя. Или, если хочешь, отдавать мертвым и возрождать их.
— Нет уж.
— Это древняя мудрость, — говорил монах. — Но я открыл ее заново, прочел, записанную на чистом греческом языке. Древние тайны, древнее этих холмов.
— Если ты все это умеешь, почему ты не царь всея Руси? — поинтересовался Мамолиан.
Монах отпустил его рубашку и поглядел на солдата. Его глаза источали презрение.
— Разве человек, — произнес он медленно, — обладающий истинным честолюбием, захочет быть простым царем?
Ответ стер улыбку с лица сержанта. Странные слова; их значение он не мог понять. Но они содержали в себе обещание, которое трудно отвергнуть. Что ж, подумал Мамолиан, возможно, так и приходит мудрость. Ведь топор не коснулся меня.
— Веди, — сказал он.
Кэрис улыбалась. Скупая, но счастливая улыбка. В один миг, как по взмаху крыла, зима исчезла. Зацвела весна, и земля повсюду зазеленела, особенно над могилами.
— Куда ты? — спросил ее Марти.
По восторженному выражению ее лица было ясно, что обстоятельства изменились. За несколько минут она нашла в голове Мамолиана ключи к жизни. Марти едва понимал суть происходящего. Он надеялся, что она объяснит детали позже. Что это за страна, что за война.
Внезапно она сказала:
— Готово. — Ее голос был легким, почти игривым.
— Кэрис?
— Кто это Кэрис? Ничего не знаю о таком человеке. Может быть, умер. Все, кроме меня, умирают.
— Что готово?
— Мое учение закончено. Он научил меня всему. И все оказалось правдой. Древняя мудрость.
— Чему он тебя научил?
Кэрис подняла и вытянула обожженную руку.
— Я могу украсть жизнь, — сказала она. — Очень просто. Надо лишь найти место и выпить ее. Легко взять, легко дать.
— Дать?
— На время, на такой срок, на какой я захочу. — Она подняла палец. — Бог сказал Адаму: «Да будет жизнь». — Мамолиан в ней снова засмеялся.
— А монах?
— Что монах?
— Он еще с тобой?
Сержант покачал ее головой.
— Я убил его, когда он научил меня всему. — Ее руки вытянулись и принялись душить воздух. — Я задушил его ночью, спящего. Конечно, он проснулся, когда почувствовал мою хватку на горле. Но не сопротивлялся. Даже не попытался спастись. — Сержант смотрел злобно, когда говорил об этом — Он просто позволил мне убить себя. Я едва поверил своей удаче; я неделями строил планы и боялся, что он прочтет мои мысли. Когда все вышло так легко, я был в восторге. — Злоба неожиданно исчезла — Глупец, — пробормотал он губами Кэрис. — Глупец, какой я глупец.
