Ф. Коттэм - Дом потерянных душ
Пухлые пальцы Коуви, все в перстнях, выстукивали дробь по крышке высокого обеденного стола. Коуви явно был в ярости. Стол ломился от яств и бесчисленных бутылок с винами и ликерами. В вазах стояли пышные букеты цветов. Но коронное блюдо — молочный поросенок в центре стола — отдавало тухлятиной, а фрукты в начищенных до блеска чашах явно подгнили. Скатерть устилали лепестки, осыпавшиеся с увядших и уже засохших цветов. В этом зале проходили «шерстяной» и «роговой» банкеты, и их болезнетворный запах донесся до Пола Ситона сквозь десятилетия. Он поглядел на Коуви, состарившегося со времени их недавней встречи в «Занзибаре» лет на десять. Впрочем, вполне возможно, это просто была игра света. Зал освещали всего два резных настольных канделябра. Воск капал с красных свечей, подобно запекшейся крови, а пламя отбрасывало кровавый отсвет.
Ситон сел за стол, достаточно длинный, чтобы можно было находиться подальше от Коуви.
— Вы, должно быть, недоумеваете, Малькольм, — сказал Пол. — Должно быть, удивляетесь.
— Сила, — произнес без всякого выражения Коуви. — Власть. Влияние. Богатство. Все то, что тебе не суждено постичь до конца. Поэтому оставим в покое философию, мораль и этику. Давай сразу перейдем к делу. У тебя на коленях в мешке лежит нечто тебе не принадлежащее. Верни его, Пол, и я обещаю, что мы расстанемся друзьями.
— А если нет?
Губы Коуви, растянутые в улыбке, казались кровавыми в пламени свечей.
— К нашей компании скоро присоединится мистер Грэб. Думаю, встреча с ним тебя вряд ли обрадует.
Ситон кивнул. Коуви говорил чистую правду. За небольшим исключением. В доме было тихо.
— Знаете, что я думаю, Малькольм? Заметьте, это просто предположение. И все же у меня родилось смутное подозрение, что ваш зверь не совсем здоров. Он убил Ника Мейсона, это правда. И вы с мистером Грэбом уже собирались было подпитаться магическими силами, которыми одарил Николаса его отец. Именно так вы все и планировали. Но наш Николас оказался куда упрямее и хитроумнее, чем вы ожидали. И вот теперь Гарри Грэб неважно себя чувствует после боя. Он в глубоком нокауте и пока из него не вышел. Что-то подсказывает мне: ему явно нужна передышка. Иначе ему не хватит сил со мной разделаться. Поэтому, сдается мне, сейчас мы с вами остались один на один.
Наверху кто-то тяжело зашевелился, словно опровергая слова Ситона. На лице Коуви появилась тусклая улыбка. Пол был прав. Зверь пока не изъявлял желания подкрепиться. Мистер Грэб скоро придет в себя, соберется с силами. Но не сейчас. Коуви потянулся за зубочисткой. И Ситон вспомнил магический прием, пущенный в ход отцом этого лжедоктора в портсмутском баре. Прием, сломавший хребет задиристому матросу.
— Мне нужен мешок, который лежит у тебя на коленях. Он не твой. Ты выкрал его содержимое. Верни его, и уйдешь отсюда целым и невредимым. Отдай.
— Малькольм, мать твою! А не пошел бы ты!
Зверь наверху заворчал и шумно завозился, явно собираясь с силами.
Коуви, словно играя, откусил кончик зубочистки, и Ситон почувствовал острую боль. Из мешка послышался вздох, и Пол только теперь понял, что будет биться с тем же ожесточением, с каким его павший доблестный друг отвоевывал право отдать мальчику последний долг.
— Коуви, почему все-таки я?
В ответ тот лишь пожал плечами.
— Отдай мешок.
Зверь над ними уже поднялся на лапы и стал сползать вниз по лестнице. Мешок на коленях у Ситона задрожал. Коуви вынул изо рта зубочистку и поднес ее к пламени свечи. Ситон был мокрый насквозь. Молитвенник Ласкаля в кармане куртки разбух от сырости. От одежды валил пар, а все тело горело нестерпимым жаром.
— Отдай мешок.
— Никогда.
Ситон, даже не оборачиваясь, понял, что в зал ворвался зверь. Свечи погасли, и все вокруг погрузилось во тьму. Чудище взвыло, и мешок на коленях у Пола снова вздрогнул. Коуви выругался. Зловонная тварь, громко пыхтя, в ярости застыла прямо у Ситона за спиной. Пол слышал, как Коуви скребет ногтями по скатерти. Ищет нож? Или револьвер Уитли? Он почувствовал, как подобрался для прыжка мистер Грэб.
Спички. Коуви искал спички.
Ситон расхохотался. Он кое-что вспомнил. Ему пришла на ум одна мысль, которую доктор некогда терпеливо заставлял его выбросить из головы.
— Я вам посвечу, — произнес Пол.
И Малькольм Коуви взвизгнул. Ситон накрыл мешок ладонями, поглаживая мягкий бархат, скрывающий его скорбное содержимое. Он закрыл глаза и увидел свет.
— Ты будешь в безопасности, Питер. Обещаю, — прошептал Пол.
Ситон силой мысли удерживал зверя. Теперь он вспомнил, что однажды уже делал это, инстинктивно использовав неизученные ресурсы своего организма. Тогда его эксперимент вызвал чудовищные последствия. Целый лес погрузился в безмолвие, а птицы на лету теряли перья. Не ирландская легенда о текущей воде остановила мистера Грэба. Это сделал он, Ситон. И тут его подвело самое банальное человеческое тщеславие. Ему мало было свалить чудовище. Ему захотелось взглянуть на поверженного врага. Он подошел и посмотрел зверю прямо в глаза. Ошибка, которую Пол больше не повторит.
Теперь зверь отчаянно скулил за спиной у Ситона, скованный его стальной мыслью. А Коуви упорно чиркал спичками по коробку в тщетной попытке повторить свой коварный фокус. Но ни одной из спичек не суждено было зажечься, ибо Пол не допустил бы этого. Револьвер Уитли по-прежнему лежал на столе. Но Коуви не удастся даже с места его сдвинуть. Ситон мысленно пригвоздил револьвер к столу. Коуви зарыдал. Громко всхлипывая, он вертел в пальцах коробок и ронял в темноте сломанные спички. Пол улыбнулся, все еще не открывая глаз. Он понял, что и так прекрасно видит. Однако его ждало дело гораздо более важное, чем Малькольм Коуви с его мелкими пакостями и пустыми амбициями. Ситон дал мальчику торжественное обещание, которое теперь собирался выполнить.
Мешок под его пальцами отозвался тихим дробным звуком. Теперь Пол мысленно был на кладбищенском плато за церковью, откуда открывался вид на море. От тенистых деревьев веяло уединением, в воде отражался свет предзакатного солнца. Среди свежескошенной травы возвышалось надгробие Роберта Моргана. Пол Ситон собрал все свои силы, которыми доселе почти не пользовался. Ему пришлось проникнуть в недра своего существа, чтобы извлечь квинтэссенцию. Он сконцентрировался и словно достиг полного единения с физическим миром, и вера победила действительность, а материя уступила силе и чистоте его помыслов. Великая нежность к мальчику направила волевой импульс Ситона. Пусть останки Питера, его благословенные мощи во веки веков покоятся в отцовских объятиях, озаряемые лучом маяка, высеченного на граните.
