Питер Страуб - Мистер Икс
Деревня Первопоселенцев являла собой две улицы с шеренгами приземистых бревенчатых хижин, с молитвенным домом, факторией и кузницей. Женщины в чепцах с рюшами что-то готовили в больших котлах над очагами, а мужчины в шапках из енота и рубашках из грубой джутовой ткани стреляли в кроликов из мушкетов. Люди эти выращивали овощи и сами варили мыло. Волосы их были жесткими и сальными, и никто не выглядел чистым. Мне они показались адептами некоего сурового вероучения.
Предоставив кесарю кесарево, я весь день провел как в тумане и забрался в автобус раньше всех. Когда на обратном пути мы ехали мимо леса, я нетерпеливо ерзал на сиденье, ожидая «подсечки» моего сокровенного «я» и гудения голоса, доступного лишь моему слуху. Вместо этого я почувствовал лишь жаркую, мощную пульсацию – и этого было достаточно.
По счастью, назавтра была суббота. Я поднялся с солнцем и лениво бродил по дому, пока не проснулась мама и не принялась готовить мне завтрак. Отец был в командировке – он частенько уезжал в командировки по субботам. С ранним не по годам коварством я спросил у матери разрешения покататься на велосипеде. Обычно по воскресеньям от бесившей меня скуки я болтался туда-сюда по Мэнор-стрит, царапал соседские автомобили или, устроив засаду в кустах, обстреливал пробегающих мимо собак из духового ружья. То, что я выбрал себе такое нормальное занятие, как катание на велосипеде, доставило матери удовольствие, правда, с примесью легкого подозрения. Я пообещал постараться не вляпаться в историю. Поскольку выбора у меня не было, я также пообещал вернуться к обеду. Я почувствовал, что мать было хотела обнять меня, но, к нашему обоюдному облегчению, подавила порыв. Оседлав велосипед, я рулил вдоль подъездной дорожки, безупречно разыгрывая роль ребенка, у которого ничего пакостного на уме нет. Как только я отъехал на достаточное расстояние, я встал на педали, и мой драндулет полетел.
В том месте дороги, где я почувствовал «подсечку» и услышал удивительный зов, я затащил велосипед за дерево и, выпрямившись, замер, зная наверняка, что нахожусь в том самом месте, в котором должен находиться. Я сделал шаг вперед, дрожа от нетерпения и ожидания. Ничего не произошло. Почти. Не произошло ничего, за исключением смутного осознания, что я оказался в точке мира, наиболее приближенной к тайным источникам всего, что делало мою жизнь глубоко несчастной. Значит, это место необходимо мне и по тем же причинам внушает леденящий страх.
В тот момент я понял, что сделал выбор между знанием и неведением в пользу первого, какими бы ни были последствия выбора. Сердце мое успокоилось, и я решил осмотреться.
Меня окружали стволы деревьев – коричневые, серые, почти белые, почти черные, покрытые морщинистой корой или гладкие. Дрожащие лужицы света пятнали серо-зеленую почву. В едва заметно плывущем воздухе висело серебристо-сизое марево. Вдали неясно темнели завалы валежника. А над головой переплетались лиственные кроны, и беличьи гнезда на верхних ветвях напоминали тряпичные комья.
И тут я увидел белок. Они появились как по команде, все разом, они были повсюду: короткими упругими прыжками летели по веткам, сновали вверх и вниз по стволам, будто непрерывно преследовали кого-то. Птицы всех видов пронизывали чуть подернутый дымкой воздух. Как из-под земли, в куполе прозрачного воздуха возник лис, навострил уши и замер с поднятой передней лапой.
В последнее перед летними каникулами воскресенье, когда – случайно или нет – я провел утро, тщетно пытаясь постичь смысл строфы 12: 49 Евангелия от Луки: «Огонь пришел Я низвести на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» – я увидел первые едва заметные побеги синего пламени и понял: это лето будет удивительным.
Вдали за деревьями я заметил падающие почти отвесно полосы бледно-зеленого света – они то чередовались, то сливались. Пройдя немного вперед, понял, что приближаюсь к поляне. Я дошел до ее края и остановился. Передо мной открывался покрытый густой травой овальный участок земли, до странности безжизненный и тихий. Солнце свободно лило свет и тепло на ковер желто-зеленых трав.
Как только я вышел из-под полога ветвей, температура резко возросла. Свет стал настолько ярким, что едва не ослепил меня. Я сел в центре поляны, глаза мои были чуть выше кончиков стеблей травы. Я вытер лоб и заморгал от безжалостного солнца. Когда я сделал вдох, со мной в унисон вздохнула поляна. Электрический ток пронизал меня от пальцев рук до груди.
Я испытывал благоговейный трепет и наслаждение. Я знал, что меня ждет нечто более значительное. Внутри моего «я», поселившегося в душе поляны, жило еще одно «я», которому требовалось время, чтобы привыкнуть к нашему новому окружению. Нечто большее ждало меня впереди, но суть этого большего в настоящий момент невозможно было даже представить.
Маленькая певчая птица отважилась выпорхнуть из леса, и я проследил за ее самоуверенной воздушной петлей.
Мое только что родившееся второе «я» вдруг подало голос, и я отправил мысль вдогонку за птицей. В одно мгновение птица сложила крылья и рухнула вниз, безжизненная, как кусок железа.
По дороге домой я попытался проделать то же с вороной, презрительно каркавшей на меня со столба, но окаянная тварь отказалась падать замертво. Неудача постигла меня и с коровой, вдумчиво жевавшей за забором у дороги, и с Саржем, пожилым полицейским барбосом, подергивавшимся во сне на лужайке дома своего хозяина. Мне подарили инструмент без инструкции по эксплуатации. Я был по-детски уверен, что со временем я получу инструкцию.
Как же мало я знал.
9
Поскольку мои экзаменационные отметки были на удивление хороши, я получил приглашения из всех четырех колледжей, в которые отправлял запрос. Как воспитаннику приемной семьи, единственная законная родительница которого зарабатывала так мало, что никогда не была занесена в данные IRS[5], мне были предложены льготная плата за обучение, бесплатное общежитие и ассортимент должностей на любом факультете. Это означало, что Филу Гранту не потребуется выкладывать круглую сумму на мое обучение. В противном случае ему пришлось бы заложить свой дом и выбивать ссуды, выплачивая долги до самой пенсии. Меня очень радовало, что я не буду стоить Филу больших денег, но главной моей радостью была смена обстановки.
После долгих раздумий я выбрал Мидлмонт, что разочаровало Фила, который спал и видел меня в Принстоне, его альма-матер. Я же не представлял себя в таком крутом учебном заведении, да и не хотелось мне оказаться в окружении золотой молодежи. К тому же, хотя об этом никогда не говорилось во время наших бесед за кухонным столом, я знал, что даже при финансовой поддержке на Принстон денег Фила уйдет гораздо больше, чем на Мидлмонт. Во время спокойного и взвешенного обсуждения решения Лаура приняла мою сторону, и это помогло Филу изменить свое мнение. Так что я отправился в колледж Мидлмонт в город Мидлмонт, штат Вермонт, и передо мной раскрылась новая страница книги жизни.
