Ширли Джексон - Призрак дома на холме
Элинор вытащила вещи небрежно, криво повесила платья на плечики, не глядя бросила брюки в нижний ящик комода с мраморной столешницей, а туфли — в угол большого гардероба. Взятые с собой книги уже не вызывали у нее энтузиазма; наверное, я так и так здесь надолго не задержусь, подумала она, закрывая пустой чемодан и ставя его в угол гардероба; за пять минут можно будет уложиться снова. Элинор поймала себя на том, что пытается поставить чемодан совершенно беззвучно, потом сообразила, что все это время ходит по комнате в одних чулках, боясь произвести хоть малейший шум, как будто тишина — непременное требование Хилл-хауса; ей вспомнилось, что миссис Дадли тоже ступает неслышно. Она замерла посреди комнаты, в давящей тишине, и подумала: я — маленькое существо, проглоченное чудищем, и оно ощущает в себе мое копошение. «Нет!» — сказала Элинор вслух, и слово эхом отразилось от стен и потолка. Она быстро прошла через комнату и раздвинула синие шторы, однако толстое стекло приглушало солнечный свет, а увидеть за ним можно было лишь крышу террасы и полоску газона перед крыльцом. Где-то внизу стоит автомобильчик, на котором можно отсюда уехать. Все пути ведут к свиданью; я здесь по собственному выбору. И тут она поняла, что боится пройти через комнату.
Элинор стояла спиной к окну, переводя взгляд с гардероба на комод, с комода на кровать и убеждая себя, что бояться нечего, когда далеко внизу хлопнула дверца автомобиля, затем послышались быстрые, почти танцующие шаги на веранде и — неожиданный, немыслимый — грохот дверного молотка. Ну вот, кто-то еще приехал, подумала Элинор, я больше не буду здесь одна. Почти со смехом она пробежала по комнате и через коридор, чтобы заглянуть с лестницы в вестибюль.
— Слава богу, вы здесь, — выдохнула она, вглядываясь в полумрак. — Слава богу, хоть одна живая душа!
Элинор без удивления поняла, что говорит так, будто миссис Дадли ее не слышит, хотя миссис Дадли стояла в вестибюле, прямая и бледная.
— Поднимайтесь сюда, — продолжала Элинор. — Вам придется самой нести свой чемодан.
Она запыхалась и говорила без умолку — облегчение прогнало всегдашнюю робость.
— Меня зовут Элинор Венс, и я так рада, что вы здесь!
— Я Теодора. Просто Теодора. И можно на ты. Этот кошмарный дом…
— Наверху не лучше. Идите сюда. Скажите ей, пусть поселит вас рядом со мной.
Теодора вслед за миссис Дадли поднялась по массивной лестнице, недоверчиво разглядывая витраж на площадке, мраморную вазу в нише, узорчатый ковер. Чемодан у нее был куда тяжелее, чем у Элинор, и куда шикарнее; Элинор, выступившая вперед, чтобы помочь новоприбывшей, порадовалась, что ее вещи благополучно убраны с глаз долой.
— Погодите, пока увидите спальни. Моя, думаю, прежде служила бальзамировочной.
— О таком доме я мечтала всю жизнь, — ответила Теодора. — Убежище, где можно остаться наедине со своими мыслями. Особенно если это мысли об убийстве, самоубийстве или…
— Зеленая комната, — холодно произнесла миссис Дадли, и Элинор с внезапной неприязнью почувствовала, что легкомысленные или критические отзывы о доме каким-то образом задевают экономку; может быть, она убеждена, что Хилл-хаус нас слышит, сказала себе Элинор и тут же пожалела о своем предположении. Наверное, она поежилась, потому что в следующий миг Теодора ласково, успокаивающе положила ей руку на плечо. Она прелесть, подумала Элинор, улыбаясь в ответ, ей не место в этом темном, тоскливом доме. Впрочем, мне тоже здесь не место, и вообще никому. И тут она рассмеялась, увидев, с каким выражением Теодора оглядывает зеленую комнату.
— Боже, — выдохнула та, искоса глядя на Элинор, — как очаровательно. Ну просто беседка.
— Обед будет стоять на буфете в столовой к шести часам ровно, — сказала миссис Дадли. — По тарелкам можете раскладывать сами. Посуду я уберу с утра. Завтрак я готовлю к девяти. Таковы мои условия.
— Ты напугана, — заметила Теодора, глядя на Элинор.
— Поддерживать в комнатах такой порядок, как вам хотелось бы, я не могу, а помощницу мне вы все равно не найдете. Я никому не прислуживаю. Я здесь работаю, но это не значит, что я стану кому-нибудь прислуживать.
— Это просто пока я думала, что буду здесь совсем одна, — ответила Элинор.
— После шести я ухожу, — продолжала миссис Дадли. — До того, как начнет смеркаться.
— Теперь я здесь, — сказала Теодора, — так что все хорошо.
— У нас общая ванная, — объявила Элинор невпопад. — Все спальни в точности одинаковые.
В комнате у Теодоры были зеленые репсовые шторы, зеленый плед на постели и такое же одеяло в ногах, обои с зелеными гирляндами, комод с мраморной столешницей и гардероб — в точности как у Элинор.
— В жизни не видела ничего ужаснее, — проговорила Элинор, почти срываясь на крик.
— Все как в лучших гостиницах, — объявила Теодора, — или в приличных летних лагерях для девочек.
— Я не задерживаюсь дотемна, — продолжала миссис Дадли.
— Если ночью будете кричать, никто не услышит, — пояснила Элинор. Поймав на себе вопросительный взгляд Теодоры, она поняла, что мертвой хваткой вцепилась в дверную ручку, поэтому тут же разжала пальцы и уверенно прошла через комнату. — Надо будет придумать, как открыть окна.
— Так что если вам потребуется помощь, тут никого не будет, — сказала миссис Дадли. — Ночью мы вас даже не услышим. Никто не услышит.
— Теперь все нормально? — спросила Теодора.
Элинор кивнула.
— Ближе поселка никто тут не живет. Даже и не подходит.
— Наверное, ты проголодалась, — сказала Теодора. — Я умираю, как хочу есть. — Она поставила чемодан на кровать и сбросила туфли, продолжая говорить: — От голода я просто зверею: рявкаю на людей и разражаюсь слезами.
Она вытащила из чемодана свободного покроя брюки.
— По ночам, — миссис Дадли улыбнулась, — в темноте, — и закрыла за собой дверь.
Через минуту Элинор сказала:
— А еще она ходит совершенно беззвучно.
— Милейшая старушенция. — Теодора оглядела комнату. — Беру назад свои слова насчет лучших гостиниц. Это вылитая школа-пансион, в которой я одно время училась.
— Идем, покажу мою. — Элинор открыла дверь ванной и провела Теодору в синюю комнату. — Когда ты приехала, я только распаковала вещи и уже думала сложить их обратно.
— Бедная крошка. Ты совершенно точно умираешь с голоду. А я, когда увидела этот домище снаружи, только об одном могла думать: вот бы здорово было стоять здесь и смотреть, как он горит. Может, перед отъездом…
— Так ужасно тут совсем одной.
— Видела бы ты мой пансион во время каникул! — Теодора вернулась в свою спальню.
