Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)
– Кого?
– Неважно. Но мне кажется, он переборщил с наркотой. Наверняка он даже не помнит, как отправил ее тебе.
– Только не говори, что тебе приходилось слышать подобное. Что от прослушивания этой пластинки тебе не показалось, будто твоя кожа слезла с костей, что тебе не хотелось погрузиться во тьму и полюбить ее. Разве не так? Не говори, что это не было похоже на ощущение, когда ты идешь, перед тобой едет машина, фары светят тебе в лицо, а тебе просто хочется умереть, хоть это и чертовски страшно, и ты знаешь, что за рулем сидит дьявол или еще кто похуже. Не говори, что ты не чувствовал чего-то подобного?
Я чувствовал. Поэтому ничего не ответил. Я просто сидел и обливался потом. Звуки этой музыки по-прежнему сотрясали мои кости и заставляли кровь кипеть.
– Дело вот в чем, – начал я. – Я сделаю это, но ты должна дать мне фотографию Тути, если у тебя есть, и пластинку, чтобы ты больше ее не слушала.
Она внимательно смотрела на меня какое-то время.
– Ненавижу ее, – призналась она, кивая на пластинку, – но почему-то я чувствую какую-то связь с ней. Как будто избавившись от нее, я отдам частичку себя.
– В этом-то и проблема.
– Хорошо, – сдалась она. – Забери ее, но прямо сейчас.
* * *Луна была высоко и светила ярко. По пути домой в своем «шеви» я мог думать только об этой музыке – или чем там она на самом деле была. Ее звук застрял у меня в голове, как топор. Пластинка лежала на соседнем сиденье, вместе с запиской от Тути, конвертом и фотографией, которую дала мне Алма Мэй.
Часть меня хотела вернуться к ней и от всего отказаться. Вернуть пластинку. Другая, очень глупая часть, хотела узнать, где, как и зачем была записана эта пластинка. Все мы – жертвы своего любопытства.
Я живу в покосившемся доме без лифта на третьем этаже. Снаружи дома есть лестница с площадкой на каждом пролете. Моя квартира находится на самом верху.
Поднимаясь, я старался сильно не опираться на перила, потому что они могли вот-вот отвалиться. Открыв дверь, я включил свет и увидел, как тараканы разбегаются по углам.
Я положил пластинку, взял лед из ледового шкафа. На самом деле это была электрическая машина. Холодильник. Но я заполнил его холодильными камерами, поэтому привык называть его так. Я взял пластинку и сел.
Сидя в своем старом кресле, обивка которого торчала, как разорванный хлопчатобумажный мешок, и с пластинкой в руках рассматривая грязный коричневый конверт, я заметил, что спиральные желобки пластинки были темными и выглядели мерзко, будто туда что-то налили, а потом высушили. Я попытался понять, имеет ли это какое-то отношение к тому сумасшедшему звучанию. Могли ли они издавать такой звук? Маловероятно.
Я подумал о том, чтобы завести пластинку и снова ее послушать, но не смог вынести даже мысли об этом. Мне было не по себе уже от того, что я держал ее в руках. Будто я держал бомбу, которая вот-вот взорвется.
Я сравнивал это чувство со змеей, Алма Мэй – с машиной, за рулем которой сидит дьявол. А теперь я сравнил это с бомбой. Такое ощущение давал рифленый круг воска.
* * *Рано утром я положил пистолет в бардачок, бритву – в карман пальто, а пластинку – лицевой стороной на соседнее сиденье и поехал в сторону Далласа и отеля «Чемпион».
Приехав в город около полудня, я остановился у кафе на окраине, где сидели цветные, и вошел внутрь. Крупная черная женщина, с приятным запахом и красивым лицом и телом сделала мне гамбургер, а потом села и стала флиртовать со мной, пока я его ел. Это нормально. Я люблю женщин и люблю, когда они флиртуют. Когда они перестанут это делать, я просто лягу и умру.
Я спросил ее, знает ли она, где находится отель «Чемпион». Разумеется, у меня был номер дома, но мне нужно было знать более точное направление.
– Разумеется, сладкий. Я знаю, где он. Но тебе лучше там не останавливаться. Это в глубине цветного квартала, не в самой лучшей его части. Там плевать, что ты сам коричневый, как орех. Тамошние ребята порежут тебя, сольют твою кровь в бумажный стаканчик, смешают с виски и выпьют. А ты слишком хорош, чтобы тебя разрезали на куски и все такое. В другом районе есть гораздо лучшие места, где можно остановиться.
Я выслушал названия нескольких отелей, будто и правда заселюсь куда-то еще, но все равно взял адрес «Чемпиона», расплатился, оставив ей хорошие чаевые, и вышел.
Часть города, где располагался «Чемпион», действительно оказалась такой мерзкой, как и сказала официантка. Люди торчали на улице по углам, повсюду был мусор. Это место не вызывало никакой гордости.
Я нашел отель и припарковался перед ним. Пара парней на улице разглядывали мою машину. Один тощий, другой толстый. В хороших шляпах и туфлях, будто у них была работа. Но если бы это было так, они не стояли бы на улице посреди дня, пялясь на мой «шеви».
Я вытащил пистолет из бардачка и засунул сзади за пояс. Так пальто как раз его прикрывало.
Я вышел из машины и посмотрел на отель. Он выглядел неплохо. Особенно если ты на один глаз слепой, а другой тоже ничего не видит.
Никакого швейцара не было, а дверь висела на петлях. Внутри я увидел пыльную лестницу слева и исцарапанную дверь справа.
Передо мной стоял стол. К нему было прикреплено стекло, которое доходило до самого потолка. Ниже, у стойки в стекле, имелось небольшое отверстие с деревянной затычкой. На стекле были пятна от мух, а человек за стеклом на высоком стуле сидел, как лягушка на листе водной лилии. Он был жирный и цветной, а в волосах у него остались кусочки синей одеяльной шерсти. Это было не украшение. Просто он был противным сукиным сыном.
Когда он убрал деревянную затычку, я почувствовал его вонь. Запах подмышек, несвежего белья и гниющих зубов. Где-то в воздухе витали запахи давно приготовленной пищи, вареных поросячьих ножек и хвостов, которые, может, были и неплохие, когда свинья их лишилась, но теперь от них остался только тошнотворный запах. А еще здесь воняло кошачьей мочой.
Я сказал:
– Эй, приятель, я кое-кого ищу.
– Если тебе нужна баба, то приводи ее с собой, – ответил мужчина. – Но я могу дать тебе пару номерков. Разумеется, я не гарантирую, что они ничем не болеют и не сидят на наркоте.
– Не-а. Я ищу человека, который здесь останавливался. Его зовут Тути Джонсон.
– Не знаю никакого Тути Джонсона.
Все, как и говорила Алма Мэй.
– Ладно. А этого парня ты знаешь?
Я вытащил фотографию и прислонил ее к стеклу.
– Возможно, он и похож на кого-нибудь, кто снимал здесь комнату. Мы здесь никого не регистрируем и не особо записываем имена.
– Неужели? В таком шикарном месте, как это?
– Я сказал, что он, возможно, напоминает мне кого-то, – повторил мужчина. – Но не сказал, что точно его видел.
