Клайв Баркер - Проклятая игра
— Какой же вывод ты сделала? — спросил он.
— Я не знаю, — сказала она почти искренно.
— Что тебе кажется?
Она снова ответила искренно:
— Что он не умер.
На лице Европейца появилась улыбка — первая, которую видела Кэрис. Лишь слабая тень радости, но все же. Она почувствовала, как он убирает рога своих мыслей и задумывается. Больше он на нее давить не будет. Слишком многое надо спланировать.
— Ох, пилигрим, — прошептал он, упрекая своего невидимого врага, как горячо любимого, но заблудшего сына — Ты почти одурачил меня.
Марти ехал за ними и после того, как машина свернула с шоссе и двинулась через город к дому на Калибан-стрит. Гонка закончилась в самом начале вечера. Припарковавшись в отдалении, он наблюдал, как Кэрис и Мамолиан выходят из машины. Европеец заплатил шоферу и после небольшой задержки отпер дверь, потом они зашли в дом. Грязные кружевные занавески и облупившаяся краска выглядели естественно на этой старой улице, где все дома нуждались в подновлении. На среднем этаже загорелся свет и опустились жалюзи.
Он просидел в машине около часа, наблюдая за домом, хотя ничего не происходило. Кэрис не появилась в окне, не выбросила записочки с поцелуями для ожидающего ее героя. Но он и не надеялся: это сюжет из романа, а вокруг — реальность. Грязные камни, грязные окна, грязный ужас, застывший у него внутри.
Марти ни разу не поел как следует с тех пор, как узнал о смерти Уайтхеда. Теперь, впервые за день, он почувствовал зверский голод. Он оставил дом наползающим сумеркам и отправился за едой.
53
Лютер собирал вещи. Дни после смерти Уайтхеда пронеслись, как вихрь, и его голова закружилась. В кармане у него было столько денег, что он каждую минуту придумывал что-нибудь новое — ведь теперь можно воплотить любую фантазию. В конце концов он решил, что сначала отправится домой на Ямайку и устроит себе большие каникулы. Он уехал оттуда девятнадцать лет назад, когда ему было восемь, сохранив золотые воспоминания об острове. Он приготовился к разочарованию, но если ему там не понравится, это не важно. Человек, внезапно получивший такое богатство, не нуждается в планах — он может передвигаться свободно. Найдется другой остров, другой континент.
Он почти закончил приготовления к отъезду, когда снизу его позвали. Голоса он не узнал.
— Лютер? Вы там?
Он вышел на лестницу. Женщина, с которой он когда-то жил здесь, уехала шесть месяцев назад, бросила его и увезла с собой детей. Дом должен быть пуст. Однако в холле Лютер увидел даже не одного, а двоих человек. Тот, кто кричал — высокий, статный мужнина, — стоял и глядел на него снизу вверх, и свет с площадки освещал его широкий гладкий лоб. Лютер узнал лицо: может быть, он видел его на похоронах? За ним в тени маячила другая тяжелая фигура.
— Я хотел бы переговорить, — сказал первый.
— Как вы попали сюда? Кто вы, черт возьми?
— Только одно слово. О вашем хозяине.
— Вы из газеты? Слушайте, я уже рассказал все, что знал. Убирайтесь, пока я не вызвал полицию. Вы не имеете права вламываться.
Второй человек выступил из тени и посмотрел вверх на лестницу. Его лицо было сильно загримировано, это бросалось в глаза даже на расстоянии. Лицо припудрено, щеки подрумянены: он походил на даму из театрального фарса. Лютер поднялся еще выше по лестнице, его мысли метались.
— Не бойтесь, — произнес первый так, что Лютер испугался еще больше. Что может скрываться за подобной вежливостью?
— Если вы не уберетесь через десять секунд… — предупредил он.
— Где Джозеф? — спросил вежливый человек.
— Умер.
— Вы уверены?
— Конечно, уверен. Я видел вас на похоронах, не так ли? Я не знаю, кто вы.
— Меня зовут Мамолиан.
— Ну и вы там были, правда? Вы сами все видели. Он мертв.
— Я видел гроб.
— Он мертв, приятель, — настаивал Лютер.
— Вы один из тех, кто его нашел Так, кажется? — проговорил Европеец, делая несколько беззвучных шагов через холл к подножию лестницы.
— Именно так. В постели, — ответил Лютер. Может быть, они все-таки журналисты? — Я нашел его в постели. Он умер во сне.
— Спускайтесь. Уточним детали, если вы не против.
— Мне и здесь хорошо.
Европеец поглядел на хмурое лицо шофера; мысленно прощупал, его затылок. Здесь слишком жарко и грязно, а сам он сейчас недостаточно тверд для исследования. Есть и другие, более грубые методы. Мамолиан махнул рукой Пожирателю Лезвий, чей сандаловый запах чувствовался совсем близко.
— Это Энтони Брир, — произнес Европеец. — Когда-то он отправлял на тот свет детей и собак — вы помните собак, Лютер? — с восхитительной основательностью. Он не боится смерти. Он наслаждается необыкновенным сопереживанием смерти.
Лицо манекена блеснуло в лестничном колодце; в глазах его горело желание.
— А теперь, пожалуйста, — сказал Мамолиан, — ради нас обоих, скажите правду.
В горле у Лютера пересохло, и слова выходили с трудом.
— Старик мертв, — сказал он. — Вот все, что я знаю. Если бы я знал что-то еще, я бы сказал.
Мамолиан кивнул; его взгляд стал сострадательным, как будто он искренне опасался того, что может случиться в следующий миг.
— Мне хочется верить вашим словам. Вы произнесли их так убедительно, что я почти поверил. В принципе, я мог бы уйти удовлетворенный, а вы отправились бы по своим делам. Но… — Мамолиан тяжело вздохнул. — Но я не совсем вам поверил.
— Слушайте, этот мой дом, черт возьми! — заревел Лютер, чувствуя необходимость что-то предпринять.
Человек по имени Брир расстегнул пиджак. Под ним не оказалось рубашки. Сквозь жир на груди были продеты железные шпильки, они прокалывали соски и перекрещивались. Толстяк нащупал их и выдернул две; не выступило ни капли крови. Вооруженный этими остриями, Брир побрел к подножию лестницы.
— Я ничего не сделал! — взмолился Лютер.
— Так говорите.
Пожиратель Лезвий начал взбираться по лестнице. Ненапудренная грудь была безволосой и желтоватой.
— Подождите!
Брир остановился при крике Лютера.
— Ну? — сказал Мамолиан.
— Уберите его от меня!
— Если у вас есть, что мне рассказать, говорите. Я жажду вас услышать.
Лютер кивнул. На лице Брира отразилось разочарование. Лютер сглотнул, прежде чем начать говорить. Ему заплатили за молчание, но Уайтхед не предупредил, что все так обернется. Он ожидал оравы любопытных репортеров, даже предложения денег за интервью в воскресных газетах, но не этого людоеда с кукольным лицом и ранами без крови. Молчание, которое можно купить за деньги, имеет предел. Бог свидетель.
