Яцек Пекара - Молот ведьм
Я не собирался сообщать о сделанных мною выводах Витусу, а тем более его подчинённым. На следующий день утром мы отправились в путь сразу после плотного завтрака, а я лишь заметил, что ознакомился с документами, и задал несколько несущественных вопросов. Если Витус сообразительный, должен почувствовать, что над его головой собираются грозовые тучи. С другой стороны, у него всё же могла оставаться капля надежды, что на самом деле я мечтаю о том, чтобы как можно быстрее выполнить формальности и вернуться в Хез. И очень хорошо, поскольку человек взволнованный и неуверенный в развитии ситуации, обычно совершает много ошибок. А я собирался без жалости использовать любую ошибку Витуса, также как он когда-то использовал мою слабость. Кстати говоря, слабость, которой мне нечего было стыдиться, но которую я зря показал, умножая муки кого-то, кого я любой ценой хотел от них избавить.
В пути нас сопровождал только Ноэль Помгард, и многое указывало на то, что, по крайней мере, он обеспокоен. Я понял это по взглядам украдкой, которые он бросал в мою сторону, когда думал, что я не смотрю, и по полным смущения и неуверенности ответам, которые он давал на вопросы. Впрочем, я не давил на него. Если что-то знал, рано или поздно поделится своими размышлениями с вашим покорным слугой.
В Гевихт мы въехали вскоре после полудня. Это был маленький городок, собравшийся вокруг грязной рыночной площади, на которой валялось несколько свиней. Грязная собака с ощетинившейся шерстью и мутными глазами хрипло нас облаивала, пока мы подъезжали к валящемуся постоялому двору, рядом с которым было выделено место для лошадей. Я бросил поводья мальчику-конюху, одетому в грязную и порванную одежду, а он застыл на месте, разглядывая с открытым ртом надломленный крест, вышитый на моей куртке.
— Двигайся же! — Ноэль пнул его ловко по заднице боком сапога, и мальчик завертелся волчком.
— Вдова Возниц живёт прямо здесь, возле рынка, — объяснил Витус. — Пройдёмся.
Я кивнул и соскочил с седла, стараясь не попасть в грязную лужу. Мальчику в оборванной одежде сунул в руку полугрош.
— Почисти коня и получишь второй, — сказал я.
— Сделал бы, прохвост, и даром. — Ноэль хотел его треснуть по уху, но конюх сумел уклониться. Молодой инквизитор, недовольный, нахмурился.
Мы оставили коней у загона и прошли к северной стороне рыночной площади. Витус вынул из котомки кусочек мяса и бросил его лающей собаке. Животное замолчало, посмотрело недоверчиво на кусок и жадно его схватило в зубы. Я удивился, поскольку не помнил Витуса как любителя животных. Как раз наоборот. Я помнил его совсем по другой причине. Майо улыбнулся и показал на деревянный домик с кирпичным цоколем и крышей, неровно крытой позеленевшим железом.
— Это здесь, — произнёс он и сильно постучал в дверь. Мы услышали шарканье обуви. А потом щёлкнул замок. На пороге появилась ещё нестарая женщина с волосами, сплетёнными в высокий узел. Была скромно одета, её платье было со следами штопки, а растоптанные башмаки, несомненно, знали лучшие времена. На лице и шее у неё были коричневые, печёночные пятна.
— Здравствуй, Хельга, — произнёс Витус. — Разреши, мы войдём.
Женщина посмотрела на меня и явственно побледнела, но послушно освободила дорогу. Жестом пригласила нас внутрь.
— Здравствуйте, почтенные господа, — сказала она тихим голосом.
Я кивнул ей, а когда она закрыла дверь, сказал:
— Меня зовут Мордимер Маддердин и я являюсь лицензированным инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Я прибыл, чтобы поговорить о вашем сыне.
— Прошу в помещение, — произнесла она бесцветным голосом, и мы вошли в кухню, посреди которой стоял большой стол.
Я увидел раскатанное тесто для вареников и только сейчас заметил, что у Хельги пальцы испачканы в муке.
— Это только формальность, — сказал я сердечным тоном. — Вам нечего бояться. Помните, вашему сыну с нашей стороны ничего не грозит, мы собираемся только лишь разобраться, почему местный пробощ проявил заслуживающее наказания легкомыслие и использовал вашего ребёнка.
Она опустилась на табурет, и я увидел на её лице облегчение.
— Он добрый человек, — сказала она. — Но верил, что у нас в Гевихте есть чудо.
Для маленького города чудо могло стать настоящей золотой жилой. Я сам знал случаи, когда люди приезжали с противоположного конца Империи, чтобы помолиться у пахнущего фиалками гроба или странствовали только затем, чтобы прикоснуться губами к мощам святого. В этом последнем случае, впрочем, мощи якобы святого на самом деле оказались мослом скотины, а владелец чудесных останков пошёл в застенки. Ему повезло: во-первых, избежал того, чтобы его разорвала разъярённая толпа (ой, не любят люди быть обманутыми!), а, во-вторых, пыток и костра. Мошенники орудовали испокон веков. То кто-то показывал перо из крыла архангела Габриэля, а кто-то обломок камня, на который ступил наш Господь, сходя с Креста своей Муки, а кто-то щепки из самого сломанного Креста. Я даже слышал о богохульнике, показывающем фляжечку молока из груди Девы Марии и шип из Тернового Венца Иисуса. Людская изобретательность не знает предела, как и непреодолимое желание выманить деньжат у наивных. И несмотря на то, что кара за подделку реликвий была суровой, а обманутые горожане или сельчане были в силах сами совершить акт правосудия над святотатцами, зараза всё же жила как ни в чём ни бывало.
Мы сели у стола, и я легко коснулся руки хозяйки.
— Расскажите обо всём, — сказал я.
Потом я уже только слушал, и знаете, любезные мои, какое странное впечатление сложилось у вашего смиренного и покорного слуги? А вот такое, что Хельга Возниц говорит слишком складно, слишком плавно и слишком логично. Так, будто кто-то её научил тому, что должна говорить. Конечно, я понимал, что впечатление это может быть вызвано моей инквизиторской, достойной сожаления недоверчивостью, но с течением времени я научился дуть на воду и верить собственному инстинкту. Я выслушал её спокойно до конца, но не узнал ничего сверх того, что прочитал в документах Инквизиции. Я заметил, что Витус тоже внимательно слушает, а иногда даже едва заметно кивает, как будто слова, произносимые вдовой, совпадают с его пожеланиями.
— Хотел бы поговорить с ребёнком, — сказал я, а Хельга закусила губы.
— Конечно, ваша милость, — ответила она. — Но позвольте наверх, так как ребёнок хворает.
— Опять то же самое? Эта странная болезнь кожи? — В моём голосе не было даже грамма иронии.
— Нет, господин, — она опустила голову. — Плавал в реке, а было холодно…
