Сергей Алексеев - Мутанты
— Говорят, горб можно на печи полечить, — сказала Оксана. — Разогнуть мужика, придавить к горячим кирпичам и подержать. Народный метод лечения. Позвоночник разглаживается, как тряпка.
— Ну?! Не слыхала! А что? Можно попробовать. И еще йодную сетку…
— Если на все тело, то и мертвого поднимешь.
— Испыток не убыток, — одобрила бабка и бросила в таз свое свадебное платье, — хуже не будет, если к кирпичам… Может, и твое постирать?
— Примета плохая…
— А я не верю в приметы. Пойду в баню, воды нагрею…
Оксана постучала каблучком по полу, позвала завле-кающе:
— Юрко, а, Юрко! Хочешь на печь? Я тебя разгибать буду. И отогревать. Тыала хотун?
— Хотун, — отозвался тот. — Окосана, ты большой шаман, великий. Но йодную сетку на все тело, это же щекотно…
Сова рот прикрыла рукой, прихватила таз и покинула хату…
Джон подъехал на инвалидной коляске к таможне. Народ свободно валил в обе стороны, волоча за собой сумки на колесиках, тележки, тачки, нагруженные товаром. Колонны грузовиков, сигналя, беспрепятственно проносились туда-сюда, и никто не удосуживался даже посмотреть вверх, где развевались государственные флаги. И только один Джон глядел в небо, потому что ему ничего не мешало. Неподалеку от КПП он подобрал картонную коробку, оторвал крышку и, сделав надпись на трех языках, повесил себе на шею. А саму коробку поставил у ног и, дабы скорее овладеть речью, довольно разборчиво и с восторгом повторял пока что всего несколько фраз:
— Помогите человеку без гражданства! Меня зовут Ваня! Контрабандисты его не замечали, однако все-таки кто-то
бросил яблоко. Он схватил, вытер о штаны и стал есть, взирая на голубей, которые оккупировали пространство в пустых глазницах башни. Не зная нужных слов, он выражал восторг теми, которые уже выучил:
— Подайте раненому! — И махал птицам. — Я русский Ваня!
Тут на таможне появился Дременко. Он шел навстречу людскому потоку, толкаемый отовсюду, показывал всем и каждому батьковские галифе и пытался что-то спросить, но его не слушали. Увидев американца, голова пошел на таран и пробился сквозь толпу:
— Сэр Джон! Вы же слышали, батько Гуменник обещал меня в Раду назначить!
Джон узнал его, обрадовался и счастливо сообщил:
— Меня зовут Ваня! Я человек без гражданства!
— Батько обещал назначить! — Тарас Опанасович потряс штанами. — А его убили! Вы меня понимаете? Можете подтвердить?
Американец согласно закивал, но поддержать тему — словарного запаса не хватало. И получилось то, что получилось:
— Пожертвуйте на пропитание! Я русский Ваня! Дременко бросил ему монету и показал галифе:
— Батьку Гуменника вбылы! А вин дав обицянку прызна-читы мене депутатом. Вы же ж чулы, мистер Странг!
Джон еще совсем не понимал местных диалектов, поэтому в ответ лишь улыбался и произносил комбинации из знакомых слов:
— Подайте человеку без гражданства! Тарас Опанасович беспомощно огляделся:
— Гей, люды!.. Хто поручиться? Батько пообицявся, а його вбылы…
И пошел опять наперекор потоку.
На этой стороне больше никто не подавал, поэтому Джон вместе с колонной машин переехал в сопредельное государство и снова установил емкость для подаяния.
— Помогите нуждающемуся человеку без гражданства! — постепенно усложняя фразы, осваивал он великий и могучий язык. — Я москаль Ваня! Пожертвуйте на пропитание! Я очень люблю Россию!
А ему все равно не подавали, но не из скряжести, подлой жадности или равнодушия. Просто машины и люди, устремленные в едином порыве, горбились под тяжким грузом товара и не могли поднять головы, чтоб посмотреть вокруг себя. Но Джон ничуть не отчаивался, ибо испытывал ни с чем не сравнимое чувство свободы.
Он снова переехал через контрольную зону со своей коробкой и протянул руку:
— Я хохол Ваня! Человек без гражданства хочет кушать. Я очень люблю Украину!
Но и в бане Курову поспать не дали. Он проснулся от парной жары, хотел возмутиться и увидел Сову, которая самоуглубленно стирала что-то в ванне, заполненной мыльной пеной. И сама разрумянилась, раздобрела и распарилась, как зачерствевшая горбушка белого хлеба на пару. Старый партизан сразу же заподозрил неладное: бабка наверняка затеяла стирку, чтоб его соблазнить, но не удержался от своих привычек, осторожно встал и, зайдя с тыла, схватил ее за бока. Так, без задней мысли, чтоб испугать и повеселиться. Но тут же получил мокрой тряпкой по физиономии.
— Ты чего это такая неласковая? — утираясь, спросил он.
— А вот женись на мне, тогда и ласковая буду!
— Ты что, на закате-то лет? Народ смешить. Невеста!
— В грехе с тобой больше жить не стану! — заявила Сова. — Вон, говорят, даже крестник твой законным браком сочетался с Тамаркой. И сейчас она Волкова стала. Внука женим! А сами холостые… Нет, вот постираю — и границу восстановлю!
— Старые мы, нам скоро скважины под стеной пробурят. А ты вон куда собралась!
— А рано мне еще в скважину, потому как замужем не была! Одного разу никто не взял! Покуда не выйду да не поживу всласть, ни за что не умру!
Бабка вывалила белье в таз и стала полоскать, показывая всем своим отстраненным видом полную независимость. Дед покряхтел и сел на лавку.
— Ну, беда! Кругом такое творится, а она — замуж! Я тоже ни разу еще не женился, так и мне не помирать, что ли?
— Как хочешь!
— Потом, как это? Первый раз жениться — и на старухе? Обидно…
— Я тоже за старого деда не пойду! — отпарировала Сова. — Сдался ты мне! Помоложе найду!
— Ох ты какая! Кто ж тебя возьмет?
Сова же прополоскала, отжала и пошла на улицу, развешивать. А Курова так ее дерзость завела, что он поплелся за ней. И глядит — бабка какое-то белое, с кружевами, платье на веревке прищипывает.
— Это что у тебя такое? Ни разу в нем тебя не видал…
— И не увидишь!
— Подвенечное, что ли?
— Не твое дело!
Дед походил кругами, поводил носом, затем крадучись понюхал платье:
— Все равно нафталином пахнет…
— Еще бы! Столько лет в сундуке пролежало. Не нафталин — моль бы еще в Якутии почикала.
— Ты пойми, Елизавета, — не сразу сказал Куров, — не время жениться. Видишь, кругом что происходит. Незримая война. Погибну геройской смертью — вдовой останешься…
— Ага, как раз, дам я тебе погибнуть! Даже и не думай.
— Спокойно не дашь, это уж к бабке не ходи… Так ты что, согласна пойти за меня?
— Если хорошо позовешь. — Сова дернула плечиками. — И то подумаю. Мне ведь торопиться некуда.
— А у тебя приданого нету! — попытался еще вывернуться дед. — Без приданого не возьму. Мне еще тятя наказывал…
