Лорел Гамильтон - Жертва всесожжения
Она закрыла глаза и прислонилась головой к спинке дивана.
– Анита, ты усложняешь себе жизнь сверх необходимости. – Открыв глаза, она повернула голову, чтобы видеть меня, не вставая с дивана. – Почему не принимать отношения такими, какие они есть? Почему у тебя все должно быть так смертельно серьезно?
Я сложила руки на животе и уставилась на нее, но если я думала, что заставлю ее опустить глаза, то ошиблась. Я отвернулась первой.
– Это серьезно. Или должно быть серьезно.
– Зачем? – спросила она.
Наконец мне пришлось пожать плечами. Не будь у меня секса без обручального кольца, да еще с вампиром, я могла бы опереться на некоторые моральные принципы. А сейчас моя позиция была неустойчива. Я долгое время хранила добродетель, но когда утратила ее, то утратила с концами. От целомудрия – к траханью с нежитью. Будь я все еще католичкой, этого хватило бы на отлучение. Конечно, быть аниматором тоже хватает для отлучения. Повезло мне, что я протестантка.
– Хочешь совет от тети Ронни?
Я не могла не улыбнуться – чуть-чуть, но это лучше, чем ничего.
– Какой совет?
– Поднимись наверх и войди в душ к мужчине.
Я поглядела на нее достаточно задиристо. Десять минут назад я думала именно о том же, но это не уменьшало моего смущения.
– Ты его видела сейчас на кухне, Ронни. Мне не показалось, что он готов к студенческим забавам в душе.
У нее в глазах мелькнуло выражение, от которого я показалась себе очень юной или по крайней мере наивной.
– Разденься и войди неожиданно. Захвати его врасплох, и он тебя не выгонит. Такой гнев без жара не бывает. Он хочет тебя так же сильно, как ты его. Просто пойди ему навстречу, подруга.
Я покачала головой.
Ронни вздохнула:
– Ну почему нет?
– Па тысяче причин, но главная – Жан-Клод.
– А ты его брось.
– Сейчас, разбежалась! – засмеялась я.
– Он действительно так хорош? Так хорош, что ты не можешь его бросить?
Я задумалась, не зная, что сказать. Наконец в сухом остатке образовалась одна мысль, и я высказала ее вслух.
– Я не думаю, что во всем мире достаточно белых роз, чтобы заставить меня забыть Ричарда. – Я подняла руку, не давая Ронни перебить: – Но не думаю, что уютные семейные вечера всей вечности заставят меня забыть Жан-Клода.
Она села на диване и уставилась на меня. Почти скорбь заполнила ее глаза.
– Ты всерьез?
– Ага.
Ронни покачала головой:
– Господи, Анита, ну ты и влипла.
Я не могла не засмеяться, потому что она была права. Тут можно было только смеяться или плакать, а вся дневная норма слез уже ушла у меня на Ричарда.
34
Зазвонил телефон, и я вздрогнула. Теперь, когда опасность миновала, можно и дергаться. Еще не успев ничего сказать, я услышала голос Дольфа:
– Анита, у тебя там все в порядке?
– Отлично работает полицейская связь.
– Ты это о чем?
Я рассказала ему то же, что и оператору службы спасения.
– Я не знал.
– Так чего ж ты спрашиваешь, все ли в порядке?
– Почти все вампирские заведения и дома в городе подверглись нападению примерно в одно время. В Церковь Вечной Жизни бросили зажигательные бомбы, и поступают сведения о нападении на вампирские заведения по всему городу.
Страх вскипел во мне шампанским – бесполезно, потому что для адреналина не было выхода. У меня много было друзей среди нежити, не один только Жан-Клод.
– Мертвый Дэйв – на него тоже напали?
– Дэйв до сих пор дуется за то, что его вышибли из полиции, когда он... умер, но мы своих не выдаем. К нему в бар поставили полицейский пост до тех пор, пока мы не поймем, что это за чертовщина. Поджигателя мы взяли раньше, чем он смог поджечь что-нибудь, кроме внешней стены.
Я знала, что в «Цирке» остались только плохие вампиры, но Дольфу это не было известно.
– А «Цирк»?
– Они сами отбили пару поджигателей. А почему ты не спросишь о своем любимом, Анита? Он у тебя?
Дольф говорил так, будто знает наверняка. Это могло быть правдой, а могло быть и так, что он хочет вытянуть это из меня. Но я точно знала, что шестерки совета всей правды ему не сказали бы. Полуправду – быть может.
– Жан-Клод вчера остался у меня.
На этот раз молчание повисло плотнее. Выросло до такой плотности и противности, что могло задушить. Не знаю, сколько мы слушали дыхание друг друга, но первым заговорил Дольф:
– Ему повезло. Ты знала, что намечаются такие события? Вопрос застал меня врасплох. Если он думал, что я такие важные сведения от него скрыла, неудивительно, что у него на меня зуб.
– Нет, Дольф, клянусь, понятия не имела.
– А твой... друг?
Я на секунду задумалась.
– Вряд ли, но я его спрошу, когда он проснется.
– Ты имеешь в виду – встанет из мертвых?
– Да, Дольф, именно это я имею в виду.
– Ты думаешь, он мог про все это знать и не сказать тебе?
– Вряд ли, но полностью полагаться на него нельзя.
– И все же ты с ним встречаешься... мне этого не понять, Анита.
– Если бы я могла тебе объяснить так, чтобы это было понятно, Дольф, я бы так и сделала. Только я не могу.
Он вздохнул.
– У тебя самой есть предположения, зачем сегодня кто-то решил ударить по монстрам?
– Что именно – зачем по монстрам или зачем сегодня?
– Хоть на один вопрос у тебя есть ответ?
– У тебя уже сидят в камере подозреваемые, так?
– Да.
– И они ничего не говорят.
– Только требуют адвоката. Многие убиты при совершении преступления, как твой клиент.
– "Люди Против Вампиров", а может, и «Человек Превыше Всего».
– А эти стали бы нападать на оборотней?
У меня сгустился ком в груди:
– То есть?
– В один бар вошел человек с автоматом, заряженным серебряными пулями.
Я сначала подумала, что Дольф имеет в виду «Кафе лунатиков», но оно не было на самом деле открытым местом тусовки ликантропов. Я сообразила, где они собираются более открыто.
– "Кожаная берлога"?
– Ага.
«Кожаная берлога» была единственным в стране (насколько мне известно) баром, где собирались садомазохисты с гомосексуальным уклоном, бывшие, кроме того, еще и оборотнями. Тройной жупел для любого сеятеля ненависти.
– Знаешь, Дольф, если бы это не случилось в других местах, я бы решила, что это какие-то праворадикальные психи. Автоматчика взяли живым?
– Нет, – ответил Дольф. – Уцелевшие его съели.
– Да брось!
– Они убили его зубами, Анита. У меня это называется «съели».
Я видала, как оборотни едят людей, а не просто нападают, но так как все это были случаи незаконные, то есть убийства, я позволила Дольфу победить в этом споре. Он, конечно, был не прав, но я не могла ему этого доказать, никого не подставив.