Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха
– Тебе, мирянину, не надо забиваться от жизни в дальний угол. Здесь, среди людей, решаются – ни много, ни мало, – судьбы мира! Даже в таком ресторанчике – решаются. А ты думал – где?
И Никита вдруг заметил, что кафе наполнилось народом, стоит гул голосов, полногрудая официантка с ног сбилась, а музыканты готовятся к выступлению на крошечной эстраде. Подумалось: «Странно, вроде только пришли, а уже вечер… Неужели так быстро пролетело время?!»
– Да, быстро. Время вполне материально, и бег его – причудлив. – Сергий словно подслушал мысли парня. В голосе вновь мелькнула ирония. – А чтобы ты не сомневался в выборе – найди Дамиана и посмотри на реакцию перстня – сам все поймешь! Мне известно, что скоро он будет принимать у себя в резиденции одного митрополита, – который тоже… «с видами» на святой престол, – вот тогда и поговори с ним. Так-то его трудно поймать, сам понимаешь, – выборы. Не хухры-мухры!
– А вы сами кто будете? – Никита, наконец, осмелился задать вопрос, с которого, по идее, разговор и должен был начаться.
Сергий тяжело вздохнул и просто сказал:
– Митрополит я – Черногорский и Балканский, перешедший под крыло истинно-православной церкви, к владыке Серафиму. Почему – тема совсем другого разговора.
– Черногорский? Так вы тамошних архиереев всех должны знать! Имели мы удовольствие с ними познакомиться…
– Да, знаю. Жаль только, выводов ты никаких не сделал. Ну, ничего, хорошо все, что хорошо кончается. Да и за битого нынче двух небитых дают.
«Ну да, как же – «кончается»! – подумал Никита, пропуская мимо ушей пассаж про «битых и небитых». Особенно про «битых».
Он достал мобильник и вызвал Данилу. Тот немедленно откликнулся радостным воплем:
– Никитос! Ура-а!! А мы тут по Киеву гуляем, красоты смотрим, погода – блеск! Ты как? Сергий отыскал тебя? – тут в трубке зашуршало, и девичий голос сквозь слезы проговорил тихо:
– Никита, ты живой?
У парня отлегло от сердца, и он с благодарной теплотой искоса взглянул на Сергия. Тот поглаживал аккуратную бородку и внимательно слушал разговор. Интуитивно Никита понимал, что спасением Насти он не в последнюю очередь обязан новому другу. Но сладко ворковать при нем не смог. Да и вообще не умел. Спросил со всей нежностью, на какую только был способен:
– Когда сюда?
Но трубку опять взял Данила, услышавший последние слова и немного растерявшийся:
– Да через денёк, чтобы Настя в себя пришла окончательно. Приедем – расскажем, что с ней было да как. Не переживай, уже все в норме!
– Так ты же рядом, чего мне переживать! Давайте скорее, я… соскучился. И смотри, чтоб не было промеж вас какого греха!
Никита просто неловко пошутил, но голос Данилы вдруг поник и вырвалось неожиданное, затаенное и очень грустное. Что князь так и не смог до конца обратить в шутку:
– Куда мне, Ник. Она только о тебе и говорит…
Никита сидел с трубкой в руке и смотрел перед собой.
Разговор пробудил море чувств и мыслей, захотелось остаться одному.
Сергий уже рассчитался, поднялся и сказал с улыбкой:
– Ну, Ваше Высочество, идите домой, отдохните. Подготовьтесь к приезду друзей. Ведь Новый Год на носу! Я сообщу, когда можно будет навестить Дамиана. Мои координаты вот, – и протянул зардевшемуся Никите визитку. – Да, и еще… Машиной пользоваться не советую – ни тебе, ни Даниле. Будьте лучше в толпе, среди народа, так оно – мне сердце подсказывает – безопаснее.
«И это знает! Лучше бы я оставался простым Никитосом… Какой из меня футы-нуты принц? А ведь, и правда, через пару дней – Новый Год! Только как это – без машины? Давненько я по метро да по автобусам не шарился…»
Загадочный митрополит по выходе из кафе растворился столь стремительно, что Никита даже подумал: «А был ли он? Или всё привиделось?»
Но нащупал в кармане визитку и успокоился.
А Сергий шел на встречу с Серафимом и думал: «Таким детям – и столько испытаний. И сколько еще предстоит…»Оставшиеся дни пролетели быстро, и вот, в канун праздника, Никита уже встречал во Внуково друзей, волновался и поминутно бегал к табло.
Когда увидел их, то не сразу узнал – тем более, что и она, и князь были во всем новом: его одежда сильно пострадала в схватке с украинской психиатрией и была отправлена в утиль, а Настасьина «норка» так и осталась там, в «лучшей киевской клинике». Да и шут с ней! Данила купил ей новую, еще лучше, сам тоже приоделся и водрузил на голову роскошный лисий малахай.
Никита схватил любимую в охапку, и она уткнулась, глотая слезы, в его могучее плечо, пропахшее табаком и родным дешевым одеколоном. Нервишки ей потрепали, конечно…
Потом «принц-герцог», дурачась, сделал князю «хук слева», а тот мгновенно поставил какой-то там «ответный блок», и оба заржали на весь зал. Люди смотрели на них и улыбались…
Данила плелся за тесно обнявшимися Никитой и Настей, и в душе его отзвук мутного сожаления боролся с гордостью: все-таки парень с честью выдержал нелегкое испытание! Гордость победила. Она, в отличие от гордыни, – светлое чувство!
Тут гаденыш Никита обернулся и сказал со смехом:
– В этой шапке ты похож на Хранительницу гор!
Ну, что прикажете с ним делать?!
Решили по дороге затариться продуктами и встретить Новый Год достойно. Хотел князь еще своего пса забрать, да друзья отговорили: «Мол, не береди псине душу, кто знает, что завтра будет и где придется оказаться. Пусть побудет у знакомых».
Обычно Настя тащила своего парня в какие-то студенческие тусовки, где сначала подружки спрашивали свысока: «кто привел эту дерёвню?», а потом, подвыпив, наперебой с «этой дерёвней» танцевали и прижимались неприлично. А парни козыряли связями и тачками.
Но теперь Настя взмолилась:
– Давайте втроем отметим – сил нет тусить и притворяться, что все волшебно.
Только бедный Данила что-то пискнул типа «вам хорошо, а я?», но бунт был подавлен в зародыше. И то сказать: в тусовке, – у девок от титула, а у парней от тачки, – множественный и обширный «инфаркт с миокардом» был бы обеспечен. Впрочем, о джипе князю было приказано пока забыть.Оказалось, родители Насти спешно укатили за границу. Мать бросил очередной молоденький любовник, о чем она страшным шёпотом поведала дочери по телефону, принимая разные трагические позы «на том конце замедленного жеста». Ей «требовалась разрядка и положительные эмоции». А отцу было все равно, куда его тащит неуёмная мессалина-супруга. Рядом с ней ему везде было одинаково плохо. А может, думал, что там, «на водах», к ним что-то такое «вернется»…
К Насте вместе со здоровьем возвращалось и упрямство! Ну, правда – не на съемной же квартире Данилы было праздновать! Еще чего: «белая палата, крашеная дверь». Коммуналка Никиты на повестке дня даже не мелькнула. Хотелось уюта и «атмосферы». Так что Новый Год пришел к ребятам в огромной профессорской квартире. Хотя, по нынешним нуворишским меркам, не такой уж и огромной – подумаешь, четыре комнаты. Абрамовичу на один зуб.
