Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город
Он осторожно открыл дверь. Основная спальня была черной за исключением двух прямоугольных окон, едва освещаемых уличными фонарями, закрытыми снежной вуалью.
Он пересек порог и мгновение спустя разглядел открытый дверной проем, ведущий в холл верхнего этажа, который был немного менее темным, чем черная стена, в которой он вырезан.
Если что-то, похожее на блондинку в голубом платье, ждало его здесь, оно бы уже напало. Он отчетливо помнил поразительную змеиную скорость, с которой она набросилась на людей в «Трейлблейзере».
Нагнувшись вперед, вытянув руки вперед и вниз в поисках заграждающей путь мебели, Расти осторожно двинулся в сторону дверного проема. Ему нужно было как можно скорее выбраться из основной спальни до того, как он привлечет к себе внимание и отвлечет от Коррины. Он обошел на ощупь кресло, прошел мимо высокого комода и добрался до открытой двери, не издав ни звука.
Его рот был сухой, как соляной источник. Желудочный сок обжигал горло, чего не было с войны.
Некоторое время он постоял в проеме. Тишина, как луна в безветренную ночь, говорила о том, что убийцы или не вошли в дом, или уже вышли.
Он сделал всего два шага по коридору верхнего этажа и снова замер, прислушиваясь. Здесь не было окон. В тусклом свете, доносившемся через окна фойе и через окно возле нижней части лестницы, невозможно было ничего разобрать.
Тишина. Тишина. Звяк-звяк-звяк на расстоянии. Он подумал, что звук доносится с нижнего этажа. Звяк-звяк-звяк. Неправильно. Не снизу. Он доносился с дальнего конца находившегося в кромешной тьме коридора, в котором он стоял. Звяк-звяк-звяк, звяк-звяк. В этот раз он точнее определил источник: слева от него, на расстоянии вытянутой руки.
Глава 62
Намми О’Бэннон иногда слушал радио, но он никогда не был внутри места, где его создают. Там не было музыкантов и певцов, как он ожидал. Комнаты были почти все сплошь кабинетами, за исключением управления космическим кораблем, где работал мистер Ральф Неттлз, а столы все были забросаны хламом, совсем не прибраны.
Мистер Лисс наблюдал за сломанным монстром, Слепком Боза, в одном из этих кабинетов, а Намми наблюдал за ними обоими. Он боялся, что Слепок Боза начнет делать обычные отвратительные штуки, которые делают монстры, так как там не было пианино, чтобы на нем поиграть, так что он внимательно следил за существом. Он также внимательно следил за мистером Лиссом, потому что старик всегда делал что-то интересное, даже если это было что-то из того, что не одобрила бы бабушка.
Несколько минут все шло более спокойно, чем все время с момента, когда Намми встретил мистера Лисса, а затем случилась самая значительная вещь за весь странный день. На самом деле это была вторая важная вещь в жизни Намми, первая была тогда, когда умерла бабушка, и он остался один.
В комнату зашел мужчина, самый большой мужчина из тех, что видел Намми, не толстый, а высокий и с множеством мускулов, и можно было говорить, что они там были, несмотря на то, что на нем была куртка с капюшоном. Он был больше, чем Бастер Стилхаммер, рестлер, и его руки были настолько большими, что, наверное, он был способен показывать фокусы с исчезновением яблок тем же способом, каким фокусники делают это с монетами. На одной стороне его лица была татуировка, но второй той самой вещью, которая случилась с Намми, были его глаза.
Когда гигант посмотрел на Намми, свет, прошедший через его глаза был таким же, как движущийся свет на аппарате в больнице, продолжавший плясать по экрану, показывавшему сердцебиение бабушки, хотя тот свет был немного и слабее, и ярче, чем этот, также не страшный, а красивый и успокаивающий. Намми не знал, почему свет в глазах мужчины не напугал его, как он мог бы ожидать, особенно с наполовину поврежденным лицом и татуировкой — а затем узнал.
Бабушка сказала, что на земле были ангелы, ангелы-хранители, но они работали секретно, и их нелегко было отличить от других людей, потому что у них не было крыльев или ореолов. Она сказала, что единственным способом, которым иногда можно их различить, было увидеть в их глазах свет любви. Они были так наполнены любовью, говорила бабушка, что иногда они не могли удержать ее всю внутри, и они выдавали себя с головой светом в своих глазах.
Намми никогда раньше ангела не видел, и сейчас здесь был один из них, и он сказал Намми:
— Не бойся, сынок. Ты переживешь эту ночь. Через пятьдесят дней все изменится к лучшему.
Ангел перевел глаза на Слепок Боза, долго на него смотрел и затем сказал мистеру Лиссу:
— Вы заявляете, что этот репликант сломан.
Мистер Лисс, должно быть, не увидел ангельский свет в глазах большого мужчины — или если увидел его, то не знал, что это такое. Для старика самой важной вещью было одно слово, которое использовал ангел. Его глаза выпучились, и его волосы, казалось, встали дыбом сильнее, чем обычно, как животное в мультфильме, вставляющее лапу в электрическую розетку, и весь его мех становится «бз-з-з-з».
— Заявляю? — сказал мистер Лисс. — Заявляю? Это такое двусмысленное слово, чтобы не говорить мне в лицо, что ты думаешь, я вру, мерзавец? Ты пришел сюда как хозяин, на твоем странном лице татуировка больше, чем на заднице у какой-нибудь рок-звезды и ты делаешь какие-то вкрадчивые предположения, что Конуэй Лисс — лжец? Я поступал хуже с людьми, которые называли меня лжецом, чем Сталин поступал с котятами, и, поверь мне, Сталин ненавидел котят. Он вырывал им горло зубами, когда ловил. Это существо, которое хочет называть себя Барри Бозменом, сломано, и это понятно любому дураку, но ты должен это видеть. Посмотри на его подлое лицо, его позу побитой собаки на этом стуле. Он запрограммирован не убивать себя, хочет, чтобы я убил его, но я не сделаю этого, пока я, к черту, не буду достаточно готов, чтобы его убить. Никто не говорит мне, когда его убивать, даже какой-нибудь печальный сломанный монстр Франкенштейна.
Намми увидел реакцию ангела на имя «Франкенштейн», но тот не спросил, не сошел ли мистер Лисс с ума и не назвал его лжецом. Он вообще ничего больше не сказал старику, но подошел и посмотрел на Слепка Боза сверху, разглядывая его. Слепок Боза попросил ангела убить его, и Намми подумал, что ангел скажет, что не смог бы, что это то, чего не может сделать ангел. Но вместо этого он сказал более тактично:
— Я твой брат. Две сотни лет разделяют… наше рождение. Ты узнаешь меня?
Слепок Боза долго всматривался в глаза ангела и затем тихо сказал:
— Я… не знаю.
Мистер Лисс расстроился по поводу брата и захотел узнать, не было ли это чем-то вроде дьявольского собрания монстров. Никто, даже Намми, не обратил внимания на разглагольствования старика.
