Эрик Хелм - Уцелевший
Приложил ухо к земле.
Смутный, постепенно крепнувший гул не оставлял ни малейших сомнений относительно своего источника.
— Бертран...
Кастилец неторопливо подыскал взором подходящее место и прильнул к земле позади толстенного дубового корня, способного и защитить от пущенной пехотинцем стрелы, и послужить упором для собственного арбалета. Хмыкнув, Родриго подумал, что стрелять, всего скорее, примутся прямо с седел, сверху вниз, — но голос велел залечь у ствола, а советам покровителя разумнее было следовать не рассуждая.
Арбалет — великолепное, могучее оружие, но именно избыточная мощь, заставляющая пользоваться при заряжании особым воротом, делает его малополезным при ближней схватке с превосходящим численностью противником. Разок-другой можно согнуть стальные рога и вручную — коль руки способны завязывать мертвым узлом полудюймовую кочергу, — но про пятнадцать выстрелов за минуту и мечтать не приходится.
Решив полностью полагаться на случай, удачу и, разумеется, незримое присутствие неземного защитника, испанец вытащил из тула три болта со стальными остриями и прислонил их под углом к шероховатому корневищу, а четвертый тщательно пристроил в боевом желобке.
Гул конских копыт понемногу нарастал.
* * *
На собачий лад потомок молосских псов Шэгг был столь же незауряден, сколь и потомок вестготов Родриго де Монтагут — на лад человеческий. Этот зверь до смерти загонял преследуемых оленей, в одиночку дрался с разъяренным вепрем, а как-то буквально загрыз огромного крестьянского быка, неосмотрительно учинившего потраву Монсерратовским лугам. Усталости Шэгг не ведал, и отличался нюхом, изумительным даже среди лучших легавых псов. Бертран и за сундук веницейских дукатов не согласился бы уступить косматое чудовище никому на свете, а от рыцарственных покупателей отбоя не было.
Такого-то свойства ищейка мчалась перед алкавшей мести кавалькадой. Когда Томас перед выступлением в дорогу посоветовал взять на седла трех-четырех собак покрепче и спускать их по очереди, Бертран лишь злобно расхохотался:
— Твоя кляча падет, когда Шэгги еще и языка не успеет вывалить!
Примерно так и получалось. Кратких передышек, пока всадники меняли коней, вполне доставало волкодаву, мгновенно обретавшему свежие силы и вновь бежавшему на длинных, ленивых махах по уже остывавшему следу. Шэгг должным образом вывел погоню к месту, где Эрна так необычно призналась Родриго в любви, слегка оскалился, почуяв неладные воздушные токи, но цыганка не была ходячей падалью, а посему не оставила по себе следов, способных нагнать страху даже на полудикого молосса.
Преследователи поскакали дальше. Лошадям приходилось несладко. Бежавший налегке пес перелетал через поваленные стволы без остановки, уносился вперед, а Бертран, боясь потерять четвероногого проводника из виду, ругался и требовал гнать безо всякого снисхождения.
Уже глубокой ночью Шэгг неожиданно взвыл и метнулся в сторону. Де Монсеррат не понимал происходящего. Безукоризненно бравшая след собака взбунтовалась. Неукротимый зверь поджимал хвост, скулил, норовил отпрыгнуть подальше в заросли и ни за что не желал возвращаться на дорогу. Лошади, животные не менее умные, однако не столь чуткие, просто беспокоились, прядали ушами, тревожно всхрапывали.
— Ах, стервец! — рявкнул Бертран, с трудом сгребая пса в охапку и вручая ловчему. — Твоя взяла, старый хрыч! Держи на седле, да покрепче, пока не образумится. Вперед, ребята!
— Ой, не к добру, — только и пожаловался Томас прямо в ухо немного успокоившемуся Шэггу. — Ты, псинушка, видать, смышленее хозяина-то своего...
Поведение собаки внушало седому ловчему грозные предчувствия. Томас, разумеется, не мог знать, что именно здесь вырвался на главную тропу болотный вурдалак, дотоле напрямую ломившийся через Хэмфордские дебри; что именно отсюда впервые донесся до Эрны и Родриго чудовищный вой. Смрадный след был еще свежим, и обладатели острого обоняния ощутили явственный запах трясины, разложения, глубинной гнили.
— Марь где-то неподалеку, — сказал приятель Томаса Вилл.
— Рр-разговоры! — злобно процедил барон. — Шевелись!
Примерно через двадцать минут посреди тропы возникла темная глыба, оказавшаяся павшим палафреном. Поскольку пес решительно противился любым попыткам спустить его наземь, латник Хэмфри сошел с лошади и самолично разобрался в следах.
— Натоптано, ваша милость, преизрядно, — доложил он, разгибаясь и подходя к де Монсеррату, — но, сдается мне, пташки вот сюда нырнули...
Хэмфри числился меж хлафордстонских охотников самым удачливым и умелым.
— Уверен? — зловеще уточнил Бертран.
— Уверен, — слегка дрогнувшим голосом отвечал Хэмфри.
— Боевого коня загнали насмерть, — пробормотал де Монсеррат. — Надо полагать, второй тоже был при последнем издыхании. Двоих разом нести не мог, уж это как пить дать... Что бы ты сделал на их месте, ловчий?
— Убрался бы прочь с дороги, немножко следы запутал — эдакой заячьей скидкой, — а потом заночевал, где поспокойнее; а лошадку стреножил и пастись отпустил. Деваться-то все едино им некуда, ваша милость. Пешим ходом далече не ушлепаешь...
— Заводных лошадей оставляем здесь, — распорядился Бертран. — Вилл за караульного, остальные — направо и вперед!
После короткой неразберихи пятеро всадников поочередно втянулись в темный древесный коридор, подвигаясь медленным шагом. Оставшийся в одиночестве латник Вилл рассеянно проверил, надежно ли привязаны к стволам и сучьям вверенные его попечению кони, присел на поросший травою бугорок, снял с пояса флягу, отхлебнул и приготовился к долгому и скучному ожиданию.
Лес по-прежнему безмолвствовал.
* * *
— К этому ты и стремился? — медленно спросил де Ришло.
— Да. И к этому тоже. Принцип домино: за одним неизбежно потянется другое... А поскольку выяснилось, что вся затея крепко связана с Каббалой, то, будучи верующим сыном Израиля, пришлось углубиться и в эзотерические доктрины собственного народа.
Герцог кивнул.
— Не сомневаюсь, ты нашел их весьма любопытными.
— Да. Пришлось, конечно же, попотеть, — но, прочитав тысячу-другую страниц популярной литературы, приобретаешь зачаточное знакомство с предметом и можно вгрызаться в самый гранит. Я по мере сил пробивался сквозь Сефер Ха Зохэр, Сефер Йетиру; пробовал пощипывать Мидрашим... И впереди забрезжил некий свет.
— И подобно многим, — подхватил де Ришло, — кто обладает изрядным жизненным опытом и достаточным образованием, ты пришел к выводу: западные ученые движутся лишь в одну сторону, растеряв и утратив знания, накопленные тысячами предшествовавших поколений.
