Эрик Хелм - Уцелевший
— И много почерпал?
— Нет, но скептицизма изрядно поубавилось. Ван Гельмонт был в свое время величайшим ученым химиком и, подобно Гельвецию, постоянно утверждал, что мысль о превращении низших металлов в золото — дикая и несусветная чушь. Потом история вернулась на круги своя: кто-то подарил ему щепотку чудесного порошка, Ван Гельмонт собственноручно получил комочек золота, заявил об этом... И тоже ни самомалейшей выгоды либо славы не извлек.
— Могу добавить еще чуток любопытных сведений, — сказал герцог. — Раймунд Луллий, иногда именуемый Рамоном Льюлем, — философ и языковед, сделавший для каталанского литературного языка приблизительно то же самое, что сделал для итальянского Данте Алигьери, — производил золото, обогащая короля Эдуарда Третьего Английского. Джордж Риплей подарил рыцарям Родосского ордена сто тысяч фунтов алхимического золота. Император Август Саксонский оставил семнадцать миллионов риксдалеров, а папа Иоанн Второй Авиньонский — двадцать пять миллионов флоринами. Названные суммы по тем временам были не просто громадны, а громадны чудовищно, почти невообразимо. Иоанн и Август числились едва ли не полунищими, ни тому, ни другому подобных денег и во сто лет не привелось бы накопить. Зато оба вовсю занимались алхимией, и трансмутация — превращение металлов — единственное разумное объяснение столь баснословным состояниям, обнаруженным в сундуках и ларцах после кончины владельцев.
Саймон кивнул:
— Понимаю. И уж если отвергать свидетельства таких прославленных людей, как Спиноза и Ван Гельмонт, то прикажите высмеять заодно и всякого современного ученого, который уверяет, будто измерил расстояние до звезд или размеры молекул!
— Гм! Толпа принимает научные истины без лишних вопросов только если об этих истинах вопят на каждом углу. Никого не удивляет, например феномен воспламенения серы, ибо всякий волен таскать в кармане спичечный коробок. А вот хранись этот эффект в строгой тайне маленькой и замкнутой группой посвященных — по сей день считали бы, что серная спичка — чушь и вымысел. Алхимики же как раз и составляли маленькую, чрезвычайно замкнутую касту.
— Истинный алхимик, — продолжил де Ришло, — стоит особняком от окружающего мира, он безразличен к суете и должен хранить совершенную чистоту помыслов, дабы преуспеть в своем великом деле. Золото для этих людей — мусор, никчемный побочный продукт... Обычно алхимик производит презренного металла не более, чем требуется на скромные ежедневные потребности, а непосвященных и на пушечный выстрел не подпускает к секретам трансмутации. Следовательно, алхимик есть враль, суевер и бессовестный шарлатан... Но в нашем-то веке уже признано: материя состоит из электронов, протонов, атомов, молекул! Молоко делают прочнее бетона, стекло превращают в женские платья, растворенные древесные волокна становятся пластмассами; кристаллы растут, хотя они — просто разновидность камня; и дерево, и человеческая плоть обращаются в последней стадии распада совершенно схожей субстанцией... Алмазы — и те научились выращивать искусственно!
— Конечно! — подхватил Саймон, увлекшись и начисто позабыв, где находится и как попал сюда. — Что до металлов, они, в основе своей, состоят из ртути и серы, а потому и могут сгущаться, либо даже просто возникать при обработке различными солями. Различие в пропорциях меж тремя составляющими объясняет химические и физические свойства того или иного металла, который, в конечном итоге, есть детище минерального мира. Низшие металлы просто не «дозрели», потому что сера и ртуть не успели смешаться в требуемом соотношении прежде, нежели застыли и отвердели...[32] Порошок, именуемый философским камнем, просто фермент, вызывающий продолжение начатого и прерванного самою Природой процесса, подталкивающий металлы к дальнейшему вызреванию в золото.
— Именно. И ты, получается, решил попытать счастья?
— Не-а!
Саймон решительно помотал узкой головой.
— Я не дурак. Алхимия требует человека целиком, без остатка. Целая жизнь исступленного труда — умственного и физического; проб, ошибок — а в награду, всего скорее, — провал и разочарование... К тому же, трансмутация в истинном, высшем смысле слова — это непостижимая тайна превращения Материи в Свет...
Аарон поежился и, точно делая над собою усилие, продолжил:
— Металлы похожи на людей. Низшие металлы — точно люди, рожденные впервые... И те, и другие постепенно очищаются: металлы — геологическими катаклизмами, люди — повторными рождениями, реинкарнациями...
* * *
— Пробудись, — прозвучал где-то в мозгу Родриго уже знакомый серебристый голос. — Изготовься к бою.
Испанца точно пружиной подбросило. Он потянулся к висевшему на ветви мечу еще раньше, нежели разомкнул набрякшие сонной одурью веки.
«Что за бой? — задал он мысленный вопрос. — Кто еще приближается?»
— Враг из плоти и крови, коим незаметно помыкает враг бесплотный и лютый. Также близится новый убийца-упырь, но этот равно опасен любому и почти не повинуется черным хозяевам. Берегись умертвий...
«Не понимаю, — отчаянно подумал Родриго. — Защитник мой, хранитель мой, прости, но я не понимаю! Я очень устал...»
— Собери воедино все оставшиеся силы — их еще довольно. Возьми все оружие, каким располагаешь. Помни о моем подарке! Пять обычных стрел у тебя в колчане, и шесть серебряных. Ложись у корней дуба и обороняйся издали, покуда сможешь. Эрна будет спать — я позаботился об этом. Иначе твоя возлюбленная никогда не станет прежней... Грядущая битва — не для женских очей.
Неземной голос немного помолчал и продолжил:
— Я очень хотел дать вам покой и отдых до зари, однако натиск чрезмерно силен... Сражаться против тьмы во имя света! Пора. Вставай, Родриго. Я помогу тебе, укреплю десницу, отведу смертоносные удары... Но и сам постарайся не оплошать. Пора, мой друг!
Баронесса действительно продолжала мирно и безмятежно спать, покуда кастильский рыцарь быстро и сноровисто опоясался мечом, проверил, хорошо ли ходит в ножнах клинок; поудобнее передвинул по ремню длинный, острый как бритва, кинжал. Кожаный колчан или, вернее, подсумок с тяжелыми боевыми болтами — облегченных охотничьих стрел испанец не признавал и был совершенно прав — не отправился, как обычно, за спину, а пристроился на груди. Когда-то давно Родриго приспособил к тулу два поперечных ремешка, лет на девятьсот опередив остроумца, изобретшего потайную полицейскую кобуру. Теперь футляр со стрелами прочно и неподвижно мог крепиться то ли сбоку, то ли спереди — сообразно усмотрению владельца. Взяв арбалет в левую руку, рыцарь оперся правой на шершавую кору и по-кошачьи мягко спрыгнул.
