Рене Маори - Никогда не смотри через левое плечо
Несколько лет я провел в неге, посвящая все свое время удовольствиям и любимым занятиям. У меня был собеседник, книги, роскошный дом. Что еще нужно? Но всему приходит конец. Как я уже давно убедился, абсолютно всему. Я научился отпускать прошлое без сожаления и ни к чему не привязываться в настоящем. Смерть моего друга Елизаветы хоть и не была неожиданной, но как и любая смерть, показалась мне внезапной. Хотя я не склонен к сентиментальности, но потеря друга, равного тебе почти во всем, огромная утрата и для человека, и для вампира.
На похоронах Елизаветы я с любопытством изучал новых хозяев дома, который успел стать мне почти родным. Больше всего я боялся, что они окажутся противными и глупыми обывателями, ничего не видящими дальше своего носа и кормушки. Вы ждете, что сейчас я скажу, что все оказалось иначе? Нет, нет и нет. Леонид и Александра Карми были именно такими, какими я не хотел бы их видеть. Обычная среднестатистическая семья, не представлявшая никакого интереса. Во всяком случае, не представлявшая интереса для меня. По моей просьбе Елизавета завещала флигель Анне Торн – я желал и после ее смерти пользоваться услугами этой достойной женщины. Теперь Анна была привязана к дому Карми до конца жизни, и я мог еще несколько лет не волноваться о своих насущных проблемах.
Вопреки разочарованию я отправился-таки знакомиться с новой семьей, поселившейся в доме госпожи Елизаветы. Но в каждом несчастье, как водится, содержится и толика счастья. Таким кусочком счастья для меня оказался сын четы Карми – Филипп. Мальчик очаровал меня своим быстрым умом и мягкой манерой общения. Несмотря на свой возраст, он обладал такими качествами, как верность и бесстрашие, в чем вскоре мне удалось убедиться. Его интерес к истории был настолько глубоким, что мог бы сделать честь взрослому специалисту в этой области. Родители со своим поверхностным отношением ко всему, что свойственно недалеким особям, не замечали этого дара в своем сыне, и ребенок рос подобно сорной траве. Попади он в хорошие руки, из него бы вырос один из тех людей, на которых зиждется история человечества. Вот так и пропадают таланты, часто заброшенные или ориентированные не туда, куда следовало бы их направить.
Кстати, продолжая тему о неординарных личностях. Моего лучшего друга, Елизавету, поддавшись сентиментальному порыву, я перезахоронил. Прилетев в одну из безлунных ночей на кладбище, я вырыл гроб моей старой подруги и забрал тело. Пустой гроб закопал обратно, а Елизавету похоронил в гробнице, скрытой под моим домом. Мне была невыносима мысль о том, что мой единственный друг лежит на кладбище среди простого народа, который не стоит даже ее мизинца. Она должна покоиться достойно, в тишине и благости. И вечная печаль мраморного ангела будет бесконечным плачем по единственному человеку, который понимал меня. С тех пор я часто приходил туда, отодвигал мраморную крышку и беседовал с ней как с живой. Эти беседы и встречи успокаивали, словно Елизавета не покидала меня. Даже когда глупый и трусливый Леонид обнаружил гробницу, я не стал перепрятывать тело. Я и по сей день искренне верю, что для Елизаветы так лучше.
Возможно, я так бы и следил за этой семьей, предоставив им губить зарождающийся талант, если бы Филипп, или, как его называли в семье, Фил, не выделил меня из своего окружения и не привязался бы всей душой. Наша дружба крепла, и вскоре я стал единственным его наперсником. Наверное, тогда мне пришла мысль вырастить чудесного мальчика как своего собственного сына, а впоследствии открыть ему правду и подарить бессмертие, если он сам того пожелает. О, когда бы сбылась такая мечта, я оказался бы счастливейшим среди бессмертных!
И я начал свой тяжкий труд. Дело было деликатное и требовало осторожности. Малейшая ошибка могла бы испортить все. Конечно, я мог бы внушить мальчику все, что желал, но мне хотелось искренности в наших отношениях. Мне хотелось, чтобы его собственные желания совпали с моими. Постепенно ребенок перестал меня дичиться, что свойственно всем детям, и начал раскрываться. По его просьбе был открыт заброшенный третий этаж дома. Исследуя его, Фил начал делиться со мной своими секретами, рассказывать о найденных сокровищах. Он мог часами придумывать историю какой-то шкатулки или веера, уверенный в том, что раскрывает подлинную историю этих предметов. Часто он ошибался, но иногда его догадки были настолько точны, что я начинал думать о какой-то сверхъестественной способности Фила считывать с предметов их информацию. Вы, конечно, знаете, что вампирам это подвластно, а вот среди людей этот дар встречается крайне редко. Таких людей называют ясновидящими. Филипп находился на грани. Он балансировал между мирами, хотя мир тяжелый и материальный довлел над ним в большей степени. Поэтому его прозрения оказывались сродни лучу света, на мгновение прорвавшемуся между тяжелыми тучами действительности. Я никогда не говорил ему о том, что догадки его иногда бывают верны. Наоборот, чаще я объяснял, что фантазия и реальность – разные вещи, и история каждого предмета может оказаться совсем не интересной. Я боялся путаницы, которая непременно бы возникла в его голове, узнай он о том, что иногда прорывается в неведомое. Он стал бы принимать любую свою фантазию за реальность, а как вы знаете, это чревато психическими отклонениями. Я щадил его психику и осторожно направлял его порывы. Могу сказать, что за полгода я сделал для него больше, чем родители за всю его жизнь.
То, что Филипп доверяет мне безоговорочно, я понял, когда однажды он рассказал мне о найденных за часовней костях. Я знаю, что потом он мучился сомнениями, но, в конце концов, пришел к выводу, что только Анна имеет к этому отношение. И здесь опять сыграло роль его шестое чувство. Я позаботился о том, чтобы на следующую же ночь кости были перенесены на ближайшее заброшенное кладбище и там закопаны.
Но после этого случая, я понял, что пора действовать. Я проверил Фила на внушаемость, заставив хитростью избавиться от ненавистной няньки, а потом стер все воспоминания. Если говорить честно, то я не знаю, почему я это сделал. Наверное, лишь потому, что эта отвратительная Лукреция не давала ему прохода. Как ни странно, но я поддался эмоциям и разобрался с нянькой. Она обижала моего Фила. Но как бы там ни было, я сохранил навык охоты в его подсознании, очень надеясь на то, что в дальнейшем, если судьба будет благосклонна, он ему пригодится.
Потом я аккуратно избавился от Леонида. Мне было неприятно, что мальчик делил свою привязанность между мной и им. Глупый и никчемный Леонид ничего не смог бы дать сыну в жизни. Даже его идея с типографией лишь поглощала деньги и не приносила ничего, кроме удовлетворения. А кому нужно удовлетворение на пустом месте? Леонид был сам пуст и делал пустым все вокруг себя. Естественно, что его необходимо было убрать.
