Валерий Ковалев - Рукопись из Тибета (СИ)
Когда я впервые услышал о вас от своего учителя, у меня возникли некоторые сомнения. Мне приходилось видеть буддийских оракулов в Индии, где я учился, а когда продолжил образование в Кембридже, слышать о Вольфе Мессинге. Но это был совсем инойуровень.
Вы же, в чем я убедился, необычный человек, осененный свыше, а потому хочу сделать вам предложение.
— Я весь внимание, ваше Величество, — почтительно ответил я. — И в чем оно заключается?
— Мой Верховный лама древний старик, — продолжил король. — Ему пора на покой, и я предлагаю вам эту должность. Она вторая в государстве после моей, и вместе мы могли бы многое сделать для процветания Бутана. Ваш друг, — перевел глаза на внимавшего Каймана, — тоже будет при делах. Мой и его народы могут взаимовыгодно сотрудничать.
Закончив свою речь, монарх замолчал и снова уставился на огонь. На поленьях шипя, пузырилась смола, где — то далеко в горах сошла лавина.
Когда похожий на вздох гул затих, я нарушил молчание.
— Мы с другом (переглянулся с Кайманом), весьма благодарны вашему Величеству за столь лестное предложение. Но когда Уваата встречался с НИМ на небесах, — возвел я глаза к потолочным балкам, — то обещал стать странствующим монахом. Разве можно нарушить данное САМОМУ, слово?
— Нельзя, — оторвался от созерцания огня король, и на его лице мелькнула тень. — Я этого не знал. Но все же?
— У меня имеется другое предложение, — скрипнул я тростниковым креслом.
— Слушаю.
— Ввиду глубокого уважения к «Стране громового дракона», каких больше нет в мире и его королю (приложил я к груди руки), Уваата готов сообщить вам несколько пророчеств на пользу страны и ее народу.
— Да, — поддержал меня Кайман. — Мы это можем.
Судя по прояснившемуся лицу, предложение монарху понравилось, и он тут же согласился.
— Когда это возможно и в какой форме? — осторожно поинтересовался гость. — Предсказания дело не простое.
Я углубился в размышления и выдал сигнал составляющим, которые внутри внимали всему происходящему.
— Говори сейчас, — безапелляционно изрек шахтер. — Покажи квалификацию.
— Точно, — поддержал его моряк. — Чего тянуть кота за яйца?
— Не слушай этих дураков, — возмутились правоохранители. — Серьезные вещи так не делаются. Кстати, вы имеете что-нибудь предложить? — обратились они к первым двум. — Нет? Ну, тогда и не гавкайте.
Когда составляющие угомонились, Уваата подумал еще чуток, после чего выдал решение.
— Это будет зависеть от результатов медитации, ваше Величество. Думаю, в течение недели. Далее я изложу все на бумаге, а затем вручу ее вам лично.
— Может вам понадобится помощь наших лам? Или священное место? — предложил король. — В стране таких несколько. Но самое почитаемое, — монастырь Святого Сумасшедшего.
— В котором проповедовал лама Друкла Кюнле? — спросил я, а Кайман добавил, — великий человек. Уважаю.
— Именно так, — последовал ответ. — И что вы о нем знаете?
— Только то, что Святой победил злого духа своим фаллосом. И завещал его народу в качестве оберега.
— Немного, — чуть улыбнулся король. — Я расскажу вам больше.
Друкла Кюнле родился в Тибете в 1455-м году, помнил все свои перевоплощения и достаточно точно предрекал многие события.
После того как враги убили его отца, он решил стать монахом и двадцать лет странствовал там нищий и полуголодный. Борясь с лицемерием, алчностью, эгоизмом, а также другими пороками. При этом не чуждался вина, любви женщин и дружеского застолья.
«Ну, прямо Ходжа Насреддин»[188], - подумал я, однако не подал виду.
— Приобретя духовную чистоту, а также понимание Мира, — продолжил рассказчик, — Кюнле встретил и победил злого духа, совершив известный вам первый подвиг.
— А разве был и второй? — удивились мы с Кайманом.
— Еще какой, — многозначительно изрек король. — Он победил дьяволицу. Та была красавицей, убивала людей, питаясь человечьим мясом, и как-то попалась Святому на пути, где все выяснилось.
Он не стал церемониться с исчадием зла, вступил с ней в схватку и вновь применил фаллос как оружие, вонзив его в женское начало. Когда же все закончилось, наложенное на девушку проклятие исчезло, и она стала добропорядочной женщиной, познавшей радостиматеринства.
Затем Кюнле в честь своих подвигов воздвиг храм, который в Бутане считается святым местом, и его регулярно навещают бездетные семьи или искушаемые дьяволом женщины. Где просят помощи у духа Великого ламы, который там незримо присутствует.
— И как, помогает? — поинтересовался Кайман.
— Министр здравоохранения докладывает, что «да», — с гордость заявил монарх. — Число моих подданных множится и прирастает.
После столь убедительного рассказа, обменявшись несколькими фразами на пираха, мы решили воспользоваться предложение, поскольку медитация в столь святом месте была отличной рекламой для новоявленного оракула.
Король тоже остался довольным, ибо пекся о религии, составляющей часть его власти, и напоследок заявил, что все будет организовано на высшем уровне. А для этого на следующий день нас навестит Верховный лама, с которым следует оговорить все детали.
Затем мы тепло распрощались, Кайман подал гостю накидку, после чего самодержец убыл в столицу. Управлять страной и ждать пророчеств.
— Да, действительно великий человек был этот Друкла Кюнле, — сказал Кайман, когда проводив гостя, мы вернулись в дом. Не только прорицал и совершал подвиги, но еще бухал и от души трахался. У нас с последним напряженка.
В этом плане у нас действительно был облом. Из-за отрыва от европейских ценностей, борделей со жрицами любви в стране не наблюдалось, а нарушение нравственности по бутанским законам каралось весьма строго.
Спустя короткое время, осенним днем, как и другие, теплым и погожим, по обширной долине Пунакха, окаймленной рекой Мо-Чху с синеющими вдали горами, среди полей и разбросанных в них селениях, по дороге двигалась процессия.
Впереди, за знаменосцами с флагами, время от времени трубя в длинные, увитые разноцветными лентами дангчены[189], шел десяток бритоголовых монахов в парадных одеяниях, за ними следовал открытый «лендровер», в котором сидели Верховный лама и мы с Кайманом; замыкали шествие несколько груженых лошадей с погонщиками, жующими бетель[190] и двое полицейских.
На праздничную процессию взирали из полей занимавшиеся уборкой риса крестьяне, в горле першила пыль, но настроение было приподнятым.
