Валерий Ковалев - Рукопись из Тибета (СИ)
На праздничную процессию взирали из полей занимавшиеся уборкой риса крестьяне, в горле першила пыль, но настроение было приподнятым.
Кругом открывались чудесные виды, сменявшие один другой, на холме в центре долины, золотился шпилем на крышах храм. Конечная цель нашего путешествия.
— «Чими Лхакханг», — величаво указал на него сидевший рядом иерарх, и мы с Кайманом изобразили почтение на лицах.
Еще через пятнадцать минут процессия остановилась у подошвы холма (дальше дорога заканчивалась), мы вышли из автомобиля, после чего процессия с лошадьми в арьергарде двинулась вверх по извилистой тропинке.
На плоской вершине, с купами деревьев в разных местах, высился белокаменный храм, с затейливым орнаментами на фасаде и тремя, выступающими одна под одной, плавной формы крышами. Венчающимися по углам головами драконов.
У центрального входа нас встретил рев труб местных монахов, развивающиеся на стенах и лужайке флаги и низко кланявшийся настоятель. Один в один похожий на известного советского актера. Только бритый наголо и с раскосыми глазами.
— Ну, вылитый Леонов, твою мать, — восхищенно протянул Кайман. — Это ж надо!
— Тихо вождь, — прошипел я. — На нас смотрят.
Между тем, всхлипнув, трубы замолчали, настоятель отдал иерарху рапорт, и почетные гости были приглашены в храм. Куда с достоинством и проследовали.
Он был небольшим, внутри располагался мощеный гранитными плитами чистый двор, окруженный внутренними постройками с резными деревянными галереями и балконами.
После того как мы смыли с себя дорожную пыль в одной и привели себя в порядок, лучащийся счастьем настоятель (не знаю, лукавил он или нет) сопроводил всех в трапезную. Она была перекрыта потолочной балкой, в виде фаллоса и украшена разноцветными фресками на стенах. Изображающими подвиги Друкла Кюнле в этом бренном мире.
Верховный лама, подогнув ноги, уселся на почетном месте, в центре длинного, лакированного стола, уставленного блюдами с бутанскими яствами, мы с Кайманом справа от него, а настоятель с еще одним монахом, судя по виду — кастеляном[191] (у того висела связка ключей на поясе), устроились напротив.
На столе, в китайском фарфоре, исходили душистым паром похожие на пельмени мясные клецки «момос», золотилась корочкой жареная свинина со специями и редькой; пряно пахло непременное блюдо «ма-датое», представляющее собой тушеные в масле стручки жгучего перца, белели сыр из молока яка, а также целая корзина горячих лепешек.
А еще красовалась здоровенная стеклянная бутыль с чистой как слеза «ара», а к ней пара запотевших кувшинов, издававших терпкий запах пшеничного пива, что вызвало у нас с Кайманом некоторое удивление.
Заметив его, иерарх важно изрек, что в других монастырях потребление горячительных напитков запрещается. Этот же на особом положении.
— Так завещал Святой Друкла Кюнле, — хихикнул настоятель — которого звали лама Норбу, масляно блестя глазами.
Далее Верховный благословляя трапезу, изрек несколько мантр, после чего Норбу лично налил и поднес каждому по фарфоровой чашке ара.
Иерарх принял свою, что-то пробормотал и, не отрываясь, выпил.
— Не хило, — подумал я, повторяя. Ара оказалась крепким как спирт, в разных концах стола крякнули, и все принялись закусывать.
В перерыве между второй, чуть порозовевший верховный буддист приказал ламе Норбу исполнять все мои желания. На что тот, боднув головой и сложив руки перед собой, подобострастно ответил «слушаюсь, о Мудрейший».
Утолив первый голод и приняв еще немного внутрь, мы повели религиозные беседы. Точнее иерарх излагал теологические истины, заплетаясь языком, а остальные внимали, изображая на лицах восторг и почтение.
При этом речь старца становилась все тише и бессвязней, а потом он уронил голову на грудь и захрапел. Не иначе сказалась длинная дорога.
Лама Норбу тут же что-то шепнул кастеляну — тот быстро исчез, а затем вернулся с двумя монахами, которые бережно повлекли второе лицо Бутана в опочивальню.
Мы же продолжили философствовать в более непринужденной обстановке.
По мере того как ара с пенным напитком убывали, в беседе все более вырисовывалась предметность и, как это всегда бывает в мужском застолье, заговорили о дочерях Евы.
Вдохновителем стал Кайман, поинтересовавшийся у настоятеля, не продолжают ли адепты столь почитаемого Святого, его традиции во второй части?
При этом он указал пальцем на фреску, где была отображена схватка Друкла Кюнле с дьяволицей. На ней великий подвижник побеждал зло одним из способов Камасутры, в связи с чем, у меня возникла мысль, а не является ли он основоположником этого научного трактата?
На вопрос вождя кастелян, расплывшись в улыбке, хотел было что-то сказать, но лама Норбу цыкнул на того, заявив, что монастырский устав это строго запрещает.
— Хотя мы и даем советы женщинам, посещающим обитель, когда тех искушают злые духи, или они не могут зачать, — смиренно опустил глаза долу.
Затем я изложил свое осенение по поводу Камасутры, и у обоих лам отвисли челюсти.
— Так ведь это мысль! — придя в себя, воззрился на настенный шедевр настоятель. — По данному поводу давно идут научные споры. До сегодняшнего дня предполагалось, что автором трактата был индийский философ Ватьсьяяне, но теперь мы это опровергнем. У нас есть доказательство!
— А сколько добавится прихожан, — наклонившись к начальнику, томно закатил глаза кастелян. После чего они рассыпались в благодарностях и полезли целоваться.
Во втором часу ночи кастелян, икнув, упал лицом в блюдо с обглоданными костями, а лама, изрек «благословляю» и погрузился в нирвану.
— Да, не хилые ребята, — поболтал Кайман остатками ара в бутыли, после чего мы выпили стремянную[192].
Далее, поскольку на закурганную[193] не хватило, нетвердо ступая, вышли из трапезной и, поддерживая друг друга, направились в покои. Которые нам заранее показали.
Глава 5. Новые прозрения и изгнание злых духов
На следующее утро в дверь комнаты на втором этаже, где отдыхал оракул, вкрадчиво постучали.
— Войдите, — разрешил я, с наслаждением потягиваясь.
— Доброе утро, лама Уваата, — возник в двери, свежий как огурец настоятель, став низко кланяться. — Как почивали?
— Вашими молитвами. Спасибо.
— В таком случае мы приглашаем вас на завтрак.
— Сейчас буду, — сказал я. — Ожидайте.
Настоятель исчез, лама Уваата встал с постели, и, совершив утренний моцион, спустился в трапезную.
