Ли Майерс - BRONZA
Настойчивый стук в дверь вернул Герхарда в реальность. Ощутив, как больно в бок врезалась кобура, как неудобно лежать в форме, как сильно затекли в сапогах ноги, сел на кровати и разрешил войти. Не поднимая на него глаз, слуга мялся у порога, спрашивал, будет ли молодой хозяин ужинать. Он кивнул и жестом приказал снять с себя сапоги. Нарочно каблуком придавил слуге пальцы, усмехнувшись, когда тот скривился от боли. «Почему это только мне сейчас должно быть плохо?» – подумал Герхард злорадно, отпуская прислугу. Переодевшись, спустился в столовую. Ужинал без особого аппетита. Повертел в руках бледно-голубой конверт, где размашистым почерком Генриха было написано полное имя барона Вебера, и отложил письмо в сторону. С легким удивлением дважды перечитал список, задержавшись взглядом на предпоследнем пункте, но тут его осенило, что это позволит ему и завтра поехать в обитель, снова увидеть Генриха, если в точности, согласно списку, выполнить довольно необычное поручение. Слуга, держась от него на почтительном расстоянии, доложил, что ванна для хозяина готова. Герхард лишь кивнул в ответ.
Наслаждаясь теплом, лежал в ванне, подложив под голову свернутое полотенце, но стоило закрыть глаза, и память тут же услужливо подсунула ему самые памятные воспоминания. Вот, они – новоиспеченные офицеры в парадных мундирах, с аксельбантами, руками в белых перчатках придерживая у бедра палаши, в начищенных до зеркального блеска сапогах, в последний раз чеканя шаг, маршируют на школьном плацу. Вот, поздравив их с выпуском, герр Шульце закругляет свою прощальную речь пожеланием достичь карьерных высот на избранном поприще и уступает место следующему оратору.
Все дружно ахнули. На трибуну поднялся Генрих. Meine Gott! Каким же ослепительно-красивым смотрелся он в черной форме офицера СС. Из мира избранных и пока недоступного для них мира небожителей. На его приветственный жест рукой раздался восхищенный гомон. Каждый мысленно уже примерял на себя эсэсовский, с серебряными нашивками, мундир.
Обрывая нестройный шум голосов, Генрих постучал по микрофону. О, этот взгляд из-под черного козырька фуражки, сверкнувший ярче серебряного орла на кокарде. Их взгляды встретились. Узнавая, Генрих приветливо кивнул ему. И счастье обрушилось на него, останавливая сердце; качнувшись на впереди стоящего, Герхард потерял сознание.
Очнулся уже в школьном лазарете, на узкой больничной койке. Генрих сидел у него в ногах, покачивая носком сапога. Смотрел на него с насмешливым любопытством, говорил с привычной ироничностью, немного растягивая слова.
– Не думал, что ты настолько рад меня видеть, чтобы падать без чувств… Я был уверен, ты давно забыл о своей детской любви, утешившись в чьих-нибудь объятиях… Или я не прав? – спросил он, вставая с кровати.
Герхард хотел солгать, но в этих ярко-голубых, видящих его насквозь, глазах что-то было. Пристыженно опустив голову, сожалея сейчас о каждом отданном другому поцелуе, он признался, что действительно хотел забыть его, но не смог.
Снисходительно улыбнувшись, Генрих снял с вешалки свой плащ. Длинный, черный, блестящая свиная кожа слегка поскрипывала, пока он одевался.
– Если ты уже в состоянии стоять на ногах и нянька больше не требуется, приглашаю пообедать со мной! – сказал он на выходе.
Радостно вспыхнув, Герхард поспешно натянул сапоги, застегивая на ходу мундир, бросился догонять его быстро удаляющуюся фигуру.Они сидели в небольшом, по-домашнему уютном кабачке у окна за столиком, застеленным скатертью с красными петухами. Ели копченые колбаски, жареные на решетке, запивая их густым темным пивом. Генрих был не особенно разговорчив, размышляя о чем-то своем. Зато он, взбудораженный встречей с ним, вел себя излишне эмоционально.
Баронесса, воспользовавшись своими связями, уже купила любимому ангелочку тепленькое местечко при штабе, а он обратился к Генриху за рекомендацией для вступления в ряды СС. Тот понимающе усмехнулся.
– Готов испачкать свои белые ручки, лишь бы остаться со мной? – спросил, скорее утверждая. Взял его за руку, перевернул тыльной стороной вниз. Провел пальцами по линиям на ладони, отчего Герхард сразу сомлел. – Тебе придется лично убивать людей, пытать их, избивать и смотреть в лицо, может быть, даже своим бывшим друзьям или одноклассникам. Каждый раз сталкиваться с отвратительной неприглядностью смерти. Хочешь сказать, что не заскулишь на третий день и не сбежишь к мамочке, трусливо поджав хвостик?
Кажется, Генрих не верил в серьезность его намерений. А он, готовый на что угодно, лишь бы остаться с ним, решительно кивнул в ответ. Попросив счет, Генрих закурил, снова о чем-то задумавшись. Он понял, что сейчас тот решает его судьбу.
– Хорошо. Мне как раз понадобился новый мальчик на побегушках, – согласился Генрих. – Но учти… – сузил он глаза, – я беру тебя с собой во взрослую жизнь, и там нет места глупенькой фройляйн, которую поимели один раз, а она уже решила, что ее берут замуж. Понятно?
Генрих положил деньги на стол и пошел одеваться. Из его слов Герхард уяснил лишь одно – его больше не прогонят! И радостно кинулся помогать ему.
– Попробуешь надоедать мне своим нытьем, и с тобой произойдет то же, что с прежним адъютантом, – снисходительно принимая его помощь, заметил Генрих. – Этого зануду я просто съел! – весело сообщил он на его вопросительный взгляд.
Они вышли на улицу. Открыв перед ним дверцу своего «майбаха», приглашая в машину, Генрих вдруг спросил:
– Ты выглядишь слишком взволнованным. Не вздумай свалиться в обморок! Я остановился в гостинице, завтра уезжаю… У меня нет горничной приводить тебя в чувство.
Нескрываемая ирония его слов подействовала на Герхарда, как обжигающе ледяной душ. Млеющий от волнения, что они сейчас поедут к нему в гостиницу, поднимутся в номер, он сразу же пришел в себя. И покраснел. О, Генрих словно прочитал его мысли.
– Ты так и не выучил урок… мальчик. Опять торопишься… Скажи, стоит ли мне наказать тебя?
Не раздумывая, Герхард кивнул головой, отвечая на этот вопрос.
И его действительно наказали.– Если не хочешь, чтобы на твои крики сбежалась прислуга, посмотреть на заслуженное тобой наказание, открой рот! – приказал Генрих и затолкал ему в рот салфетку.
Устроив допрос с пристрастием, Генрих вырвал у него имена всех, с кем он встречался за это время. И за каждого, даже с кем просто целовался, Герхард получил ощутимый удар хлыстом по мягкому месту. В покорной позе животного, вздрагивая от каждого удара, он жевал салфетку, проливая слезы заслуженного унижения.
– Маленькая шлюшка. Посмотришь еще хоть раз в другую сторону, и я оторву тебе голову! – пообещал ему Генрих.
