Ричард Гуинн - Цвет убегающей собаки
— Мы разыскиваем замок, где произошли страшные события, — невнятно пробормотал по-испански Игбар. — В этом замке сырые, бездонные темницы, и владычествует там еретик по имени Поннеф.
Наступившее молчание не смутило Игбара. К моему неудовольствию, он широким взмахом руки указал на меня:
— Этот человек с непривлекательной наружностью был захвачен в плен и подвергнут пыткам во владениях неподалеку от этого замка. Трусливые и мерзкие гиены терзали его.
Каталонцы посматривали настороженно. Похоже, он нарывался на неприятности. Я почуял надвигающуюся беду. Один из местных, волосатый тип, по виду откуда-то с гор, наклонился ко мне и Евгении и поднял руки вверх, словно вопрошая, что все это значит. Я покрутил пальцем у виска и выразительно посмотрел на Игбара. Волосатый схватил его за плечо, усадил на стул и, подсев поближе к нам, представился. Да, сказал он, об Убежище ему известно, но сам он туда не наведывался уже много лет. И уж точно в последний раз это было до того, как землю купил Поннеф.
В свою очередь, Евгения пояснила, что она журналист и сейчас работает над очерком о старых культах. Она даже помахала перед носом у волосатого добытым у знакомого журналистским удостоверением, что, кажется, убедило нашего нового знакомца. Евгения — хорошая спутница. Как выяснилось, за обычной каталонской замкнутостью скрывается славный, в общем, малый, который за рюмкой коньяку подробно растолковал нам, как добраться до Убежища.
Мы вернулись на трассу и, отъехав от деревни буквально несколько километров, обнаружили поворот на грунтовую дорогу.
— Видите, как я их расколол. — Игбар довольно развалился на заднем сиденье. — С местными всегда надо действовать напрямую.
После получасового подъема дорога перешла в плоскую возвышенность. Теперь я начал замечать знакомые приметы: пастбище с разбросанными на нем крупными булыжниками, внизу — лес, и со всех сторон — гранитные пики гор.
Мы остановились у небольшого оврага в километре от селения и, наладив бинокли, которые захватила с собой Евгения, внимательно осмотрелись. Место выглядело заброшенным. Не видно на привычной стоянке транспорта — двух «лендроверов», белого фургона, на котором привезли нас с Нурией, грузовика. Вокруг ни единой живой души, если, конечно, не считать, в духе катаров, животных. Впрочем, и их почти не осталось, только куры, которые с кудахтаньем заторопились навстречу, едва машина остановилась. Ну, и еще одинокая коза у входа в амбар заблеяла при нашем появлении.
— Вот это и есть логово твоего злого колдуна? — осведомился Игбар. — Козы, с десяток кур. Веселенькое местечко. Что ж, этот малый вполне мог наслаждаться здесь жизнью. Выращивать овощи. Полоть сорняки время от времени. Снизу, из долины, доставляли бы вино. Да, но где же эти проклятые еретики?
— Сбежали.
— Что ж, понятно. Еретики бегут. Инквизиция преследует. Солдаты мародерствуют.
— И захватывают трофеи.
— Ну, захватывать тут особо нечего.
Это уж точно. Я направился в зал заседаний совета и заглянул в приемную, где меня готовили к процессу. Тоже пусто.
В самом центре деревни лежала большая куча золы — останки предназначавшегося для меня костра. Все свидетельствовало о запланированной эвакуации. Значит, Поннеф намеревался покинуть это место сразу по завершении судилища и казни. Можно не сомневаться, что, пока я сидел в погребе, члены общины, готовясь к отъезду, собирали вещички и приводили в порядок хозяйство.
— Что-нибудь не так? — осведомилась Евгения.
— У меня от этого места мурашки по коже, — признался я. — И все-таки надо заглянуть вниз.
Дверь в погреб была не заперта. Я повел своих спутников вниз по лестнице, вышел в коридор. Эхо шагов напомнило мне те единственные звуки, что я слышал долгими днями и ночами своего плена. Было темно, а когда я нащупал на стене выключатель, выяснилось, что он не работает. Тут я вспомнил про генератор — наверное, так и не починили. Я щелкнул зажигалкой и при тусклом свете оглядел камеру. Ничего, кроме нежеланных воспоминаний, в ней не было.
— Вот тут я сидел, — повернулся я к Евгении.
— Какой ужас! — только и выговорила она.
— Вот именно — ужас, — протянул Игбар. — Действительно — чистый Дюма. Замок Иф.
В конце коридора обнаружилась еще одна комната с кроватью и матрасом на ней. На полу валялся французский порнографический журнал — единственное свидетельство того, что отлично организованное отступление воинства Поннефа происходило все же в спешном порядке.
Выйдя наружу, мы с Евгенией с километр прошли по дороге, на которой сохранились ясные отпечатки шин. Машины двигались на север от селения, в сторону расщелины в горах, за которой начиналась французская территория. Дальше идти бессмысленно. Вернувшись в Убежище, мы обнаружили Игбара копающимся в золе. Таким образом, был потерян последний шанс привлечь к этому делу полицию — судебная экспертиза не будет иметь дело с вещественными доказательствами, к которым кто-то уже прикасался. На душе становилось все поганее, и, хотя я был благодарен Евгении и Игбару за то, что составили мне компанию, мне сейчас хотелось остаться одному.
Мы тронулись назад в Барселону. Поначалу Евгения пыталась завязать разговор, но я не откликался, и она замолчала. Игбар храпел на заднем сиденье. В Берге мы остановились выпить кофе, и я извинился перед Евгенией за мрачность. Она вздохнула и сказала, что все понимает. Боюсь, соврала.
Барселона возвращалась к привычному ритму жизни после убийственной августовской жары. Нурия все не объявлялась. Ожидание превратилось едва ли не в физическую боль. Я с мукой вспоминал слова Нурии при нашей последней встрече: «Мы непременно найдем друг друга, как только это будет возможно». Не просто же она это говорила. С каждым днем тревога возрастала, и в конце концов пришлось признаться себе, что жизнь моя превратилась в сплошное ожидание встречи с Нурией. Злость и растерянность уступили место мрачному отчаянию.
Возвращаться на службу не было желания, и, даже отдавая себе отчет в том, что накопления мои тают, я медленно погружался в состояние душевной апатии, жалости к себе и праздности. Это было беспощадное свидетельство опустошенности, наступившей еще в ту пору, когда я находился в Убежище. Впрочем, в размышления о собственных недостатках я не погружался, сознательно заменяя это занятие плаванием в бурных водах городской жизни. Ночи напролет я курсировал из одного питейного заведения в другое, иногда в компании приятелей вроде Зоффа и Хогга, чаще — с новыми, только что обретенными знакомыми. Накачиваясь спиртным, я и наркотиками все больше баловался. Пару раз снимал в ночных клубах девочек, но, когда проходило действие винных паров и кокаина, приходилось признаваться себе, что я всего лишь гоняюсь за тенью Нурии и жду не дождусь, пока случайная партнерша не уберется восвояси. Случилось и еще одно приключение, когда я, пребывая в полной отключке, принял за девушку существо, у которого оказался большой пенис и потрясающий бюст. При серебристо-целлулоидном свете луны, проникающем сквозь окно в спальню, пышное тело гермафродита завораживало, но не притягивало. И обладатель его все никак не мог пробудить во мне желания, хотя что было тому причиной — просто холодность с моей стороны или результат действия химикатов, сказать трудно. Мы сошлись на чашке кофе и косячке, за которыми Паоло (Паола) рассказал(а) мне на бойком, с бразильским акцентом, испанском историю своей жизни, после чего отправился (отправилась) искать удачи в другом месте.
