Александр Дюма - Предводитель волков. Вампир (сборник)
Но увы! Все свои познания охотника, отвагу, упорство сеньор Жан растрачивал впустую.
Время от времени ему удавалось вернуться со злобным волчонком, с каким-нибудь тощим зверем, изъеденным чесоткой, с каким-то непредусмотрительным обжорой, который сделал глупость, объевшись во время резни до того, что сбился с дыхания через два-три часа бега. Но большие волки с рыжеватым мехом, с подтянутыми животами, стальными сухожилиями и длинными, сухими лапами – такие волки не дали испортить ни единой шкуры в этой войне.
Благодаря Тибо они воевали с противником примерно равным оружием.
Как сеньор Жан не расставался со своими собаками, так и предводитель волков не разлучался со стаей. После ночного разбоя волки бодрствовали и были готовы прийти на помощь тому, кого травил сеньор Жан. Преследуемый, слушая указания Тибо, пускался на хитрости: сдваивал и путал следы, шел по ручьям, запрыгивал на склоненные деревья, чтобы людям и собакам пришлось прилагать двойные усилия, а когда чувствовал, что силы на исходе, неожиданно менял тактику и уходил. Тогда наступал черед стаи и вожака: при малейшем замешательстве собак они сбивали их со следа так изощренно, что только по почти неуловимым признакам удавалось понять, что собаки уже не преследуют зверя, и прийти к такому выводу можно было лишь при столь богатом опыте, каким обладал сеньор Жан.
Но даже он порой ошибался.
Кроме того, как мы говорили, волки следовали за охотниками: одна стая охотилась на другую. Только вторая, охотившаяся молча, была бесконечно опаснее первой.
Едва какая-то собака выбивалась из сил и отставала или, свернув в сторону, отрывалась от остальных, как в тот же миг оказывалась задушенной, а доезжачий, сменивший бедного Маркотта, мэтр Ангульван, о котором мы уже упоминали, как-то, примчавшись на отчаянный лай одного из псов, сам подвергся нападению и был обязан спасением исключительно быстроте коня.
За короткое время свора барона Жана существенно сократилась: сильные псы падали с ног от усталости, похуже – погибали от волчьих зубов. Конюшня была не в лучшем состоянии, чем псарня: Баяр был разбит на ноги, Танкред повредил нерв, перескакивая через ров, Храбрый стал инвалидом, раздробив путовой сустав. Султану повезло больше, чем трем его товарищам: после шестнадцатичасового бега он пал на поле боя под огромным весом хозяина, чью храбрость не смогли поколебать неудачи, в результате которых погибло много самых достойных и верных слуг.
Тогда сеньор Жан, подобно отважным римлянам, исчерпавшим в борьбе с постоянно возрождающимися карфагенянами все ресурсы военного искусства, сменил тактику и решил устраиваить облавы. Он сформировал из крестьян многочисленное ополчение и прочесал леса так, что там, где прошли загонщики, ни одного зайца в норе не осталось.
Задачей Тибо было предвидеть облавы и предугадывать места, где они будут проходить.
Когда облаву проводили со стороны Вивьи или Суси, волки и их предводитель отправлялись на экскурсию в Вурсонн или Ивор.
Обкладывали их со стороны Арамона или Лонпрэ, они отправлялись на воды в Корси и Вертфей.
Сеньор Жан являлся по ночам на тот или иной участок леса, беззвучно окружал его, на рассвете нападал, но все безрезультатно: ни разу его загонщикам не удалось поднять из логовища ни единого зверя.
Не было случая, чтобы осмотрительность подвела Тибо.
Бывало, что башмачник не то слышал, неверно понимал, не знал, где планируется облава, и тогда с наступлением ночи он рассылал гонцов, и все волки собирались в определенном месте. С ними вместе он пробирался незамеченным по просеке Лизар-л’Абесс, которая соединяет, точнее, соединяла в то время Компьенский лес с лесом Виллер-Коттре – уходил из одного леса в другой.
Так продолжалось несколько месяцев.
Как и барон Жан, Тибо, со своей стороны, тоже преследовал поставленную цель необыкновенно энергично; как и его противник, он, казалось, приобрел сверхъестественную силу, благодаря которой сопротивлялся огромной усталости и душевному напряжению – это было тем более поразительно, что во время коротких передышек, которые предоставлял барон де Вез предводителю волков, душа последнего была далеко не спокойна.
Совершаемые им и под его руководством действия, строго говоря, не пугали его – они казались ему естественными: последствия их, как он говорил, лежали на совести тех, кто его к этому побудил.
Вместе с тем, случались короткие приступы слабоволия, которых Тибо понять не мог. Тогда он становился грустным, мрачным, удрученным.
В такие моменты перед ним возникал образ Анелетты, и все его прошлое честного мастерового, его мирная и безгрешная жизнь воплощались в ее нежном облике.
Теперь он любил ее, любил так, как никогда и не думал, что умеет любить. Порой он плакал от тоски по утраченному счастью, порой его охватывала жестокая ревность к человеку, который сейчас обладал той, кем прежде мог обладать только он, Тибо.
В один прекрасный день, когда занятый разработкой новых способов покончить с противником сеньор Жан вынужден был оставить их в покое, Тибо, пребывавший в только что описанном расположении духа, вышел из логова, где жил вместе с волками.
Это случилось чудесной летней ночью.
Он принялся бродить среди деревьев, чьи верхушки посеребрила луна, и вспоминать о тех временах, когда любовался чудесным ковром из мха, а заботы и тревоги не омрачали его ум.
И ему удалось ощутить единственную радость, которая была ему доступна: радость забвения. Он был погружен в сладкие воспоминания о былом, когда вдруг в сотне шагов услышал крик отчаяния.
Он настолько привык к подобным крикам, что в иное время не обратил бы на него внимания. Но сейчас воспоминание об Анелетте смягчило его сердце и расположило к жалости. Это было тем более естественно, что Тибо находился неподалеку от места, где впервые увидел нежное дитя.
Он побежал на крик и, выскочив из кустарника на просеку на окраине Ама, заметил женщину, боровшуюся со сбившим ее с ног чудовищных размеров волком.
Не отдавая себе отчета в овладевших им чувствах, Тибо ощутил, что сердце его бьется сильнее обычного.
Он схватил животное за горло и отшвырнул на десять шагов от жертвы, а затем, взяв женщину на руки, отнес ее на склон оврага.
Там лунный свет, струившийся между тучами, осветил лицо той, кого он только что вырвал у смерти. Тибо узнал Анелетту.
Башмачник знал, что в десяти шагах есть источник, в котором он впервые увидел у себя красный волос. Он побежал к нему, набрал в пригоршню воды и брызнул водой в лицо молодой женщины.
Анелетта открыла глаза, закричала от страха и попыталась убежать.
– Да как же это! – воскликнул предводитель волков, будто он по-прежнему был Тибо-башмачником. – Вы не узнаете меня, Анелетта?
