Алексей Атеев - Девятая жизнь нечисти
А ведь он твоего Петюньку учит, – вкрадчиво напомнил Урыванцев.
Мохрачев задумался, потом внимательно посмотрел на Сережу:
Ну, пошел бы в ближайший лесок, тогда бы дал. А на болота… Надолго идешь-то, учитель?
На несколько дней.
Мохрачев присвистнул.
Пропадешь… Кто тогда Петьку на ум наставит?..
– Чего ты каркаешь? – недовольно сказал Урыванцев. – Дай собаку, тогда не пропадет.
Продать только могу, – деловито сообщил Мохрачев. – А дать – нет, уж извиняйте.
Сколько же вы за нее хотите? – обрадованно спросил Сережа.
Хозяин назвал цену.
Ну, ты загнул! – заметил директор.
Столковались, однако, довольно быстро. Сереже вручили ременный поводок, и неустанно виляющий хвостом Валет охотно последовал за своим новым хозяином.
Жрет он все, что дадут, – сообщил им вслед Мохрачев. – Неприхотливый. Вот только утку или зайчишку может сгоряча распотрошить. Так вы ему «тубо» погромче рявкните. А если не послушает, смело сапогом… Да покрепче.
Почему он так легко с ним расстался? – спросил недоумевающий Сережа.
Да просто не нужен, – объяснил Урыванцев. – На охоту сам редко ходит. Это пес его брата, а брат в прошлом году утоп по пьянке. Вот тот был охотник!
Куда же мне все-таки направиться? – в который уж раз спросил Сережа.
Знаешь что. Раз тебе нужна глухомань, двигай-ка в сторону Ширяева. Это километрах в двадцати от города. Завтра спозаранку выйдешь на большак, голоснешь, кто-нибудь да подберет. Доберешься до деревни, найдешь там тетю Марусю Воронкову, это моя троюродная сестра. Передашь привет от меня и гостинцы. Она тебе укажет дальнейшую дорогу. Так что, Серега, ни пуха ни пера!.. А лучше бы ты дома сидел.
Ранним утром следующего дня Сережа, экипированный и увешанный охотничьими причиндалами, вышел из дома. Хозяйка сотворила ему вслед крестное знамение и неодобрительно вздохнула.
Стояло самое начало августа, и, хотя день только начинался, уже чувствовалась подступающая жара. Сережа вышел на тракт и, посвистывая на ходу, зашагал по пыльной обочине. Рядом бежал Валет. Собака явно пребывала в своей стихии, резвилась напропалую. Она носилась за какой-то птичьей мелочью, потом попыталась догнать сороку, словом, вела себя не как солидный охотничий пес, а точно щенок-несмышленыш. Сережа даже начал сомневаться в ее рабочих качествах.
Тубо! – для проверки крикнул он.
Валет встал по стойке «смирно».
Молодец, – одобрил Сережа поведение собаки. Других команд он не знал и надеялся, что пес, коли он действительно обучен, сам исполнит необходимое действие.
Позади послышался гул приближающейся машины. Сережа остановился и поднял руку. Грузовик, резко тормознув и обдав Сережу клубами пыли, остановился, и высунувшийся в окно шофер гаркнул:
Куда?
До Ширяева, – неуверенно произнес Сережа.
Залазь. А псина твоя не кусается?
Даже не знаю… Она у меня недавно.
Ладно. Будет кусаться, я его монтировкой… – шофер произнес непечатное слово, указывающее, что он сделает с Валетом в случае агрессии. Однако понятливое животное, заскочив в кабину, тут же лизнуло шоферу грязноватую руку. Следом, цепляясь за дверку оружием и амуницией, неуклюже вскарабкался Сережа.
Значит, учитель, на охоту собрался? – между делом поинтересовался шофер, трогая грузовик.
Сережа вгляделся в курносый профиль. Этого человека он видел первый раз в жизни.
Дурацкое занятие, – неожиданно заявил шофер.
– То есть?.. – не понял Сережа.
Охота эта ваша… Целый день по лесам да полям блукать… Ради чего?! Ну, подстрелишь ты каку птаху… И что из того? Куда ее? Хоть чирка, хоть крякву… Мяса с гулькин нос, а возни, извини, полная ж… То ли дело – гуска в печи зажаренная, да с кашей, да с капустой кислой! Да хоть куренок… – Шофер выразительно чмокнул: – Нет, не по мне это… охота то есть… То ли дело – бабы! Возьмешь ее, толстомясую, за бок… и в койку! – Он снова чмокнул.
О плотских утехах и о вкушении пищи шофер говорил в одинаковых выражениях и с одинаковыми интонациями, и Сереже стало смешно. Шофер расценил его реакцию как знак одобрения.
Что, согласен, брат?! То-то и оно. Вообще ружьишко для бездельников. Работяга к этому баловству не приучен. Вот вы, интеллигенты, – другое дело.
Сережа не стал бить в грудь и каяться, признавая себя никчемушным шляпоносцем. Вместо этого он просто стал смотреть в окно. Мимо проносились сосны и березы, потом показался заросший камышом и осокой берег озера. Сережа различил многочисленные утиные выводки, плававшие в прогалинах чистой воды.
Ты никак обиделся? – неожиданно спросил шофер.
С чего вы решили?
Да замолчал, надулся… Чудак, это ж я в шутку. Подначивал тебя… Скучно ехать… Думал, начнешь возражать, шуметь, доказывать… Ладно, не бери в голову. Мы, кстати, приехали. Вон развилка. Мне прямо, а тебе налево. Тут недалече, километров шесть.
Сережа полез в карман и протянул шоферу пятерку.
Зачем, чудило?! Ты это брось. – Шофер сунул руку в лежащую под ногами дерматиновую сумку, извлек оттуда краюху хлеба и протянул Валету. Пес, клацнув зубами, в один присест проглотил угощение. – Ладно, бывай, – сказал шофер. – Ни пуха тебе…
Сережа вылез, махнул на прощание рукой, и машина уехала. Он остался стоять на обочине. Валет вихрем носился в траве, гоняясь за какой-то птичьей мелкотой.
Было жарко, и он решил снять брезентовую куртку, а заодно и теплую рубашку. Сразу стало свободнее и прохладнее. Распаренное тело обдувал легкий ветерок. Сережа подхватил тяжеленный рюкзак и двинулся в сторону неведомого Ширяева. Не похоже, что по дороге, которой он шел, часто ездят. Была она узкой, песчаной и по краям заросшей лесными цветами. По обеим сторонам высились могучие сосны с медно-красными, покрытыми капельками янтарной смолы стволами. Одуряюще пахло нагретой хвоей. Сережа тихонько брел вперед, не обращая на боль от режущих тело лямок рюкзака. Он ощущал себя в раю. Валет то и дело убегал куда-то в лес, но скоро возвращался и вопросительно взглядывал своими ореховыми глазами на нового хозяина. В них читался лишь один вопрос: когда же, когда же начнется то сладостное занятие, ради которого они и пришли сюда?
Вдали послышался не очень понятный, дребезжащий звук, в котором Сережа признал колокольчик. Скоро их догнала телега, запряженная тощим гнедым конем, или, вернее, одром, поскольку ребра у несчастной животины настолько выпирали, что, казалось, готовы были прорвать ее шкуру. На телеге сидел старец Мафусаиловых лет, седой как лунь, да и весь целиком какой-то серый. На телеге, кроме старца, имелась громадная и по виду весьма древняя бочка, по емкости больше похожая на цистерну, до краев наполненная водой. Очевидно, сельский водовоз, решил Сережа. Народный, так сказать, поилец.
