Джим Батчер - История призрака
— Фитц и его компания, — сказала она ровным тоном, — убийцы.
— Но...
— Нет, Гарри. Не надо мне никакой болтовни о том, что они этого не хотели. Они открыли огонь из смертоносного оружия в жилом районе. В глазах закона и кого угодно, даже малейший довод типа это был несчастный случай является неубедительным. Они знали, что может произойти. Их намерения не имеют значения.
— Я знаю, — сказал я. — Но это неплохие ребята. Они просто боятся. Это заставило их сделать неверный выбор.
— Ты только что описал большинство членов банд в этом городе, Гарри. Они вступают в банду не потому, что они плохие дети. Они делают это потому, что они напуганы. Они хотят чувствовать, что они причастны к чему-то. Безопасности. — Она покачала головой. — И не имеет значения, если они начинали, как хорошие дети. Жизнь меняет их. Делает их не такими, как прежде.
— Что ты собираешься сделать?
— Направиться с командой к их убежищу. Разобраться с колдуном. Мы сделаем всё возможное, чтобы избежать причинения вреда остальным.
— Ты собираешься открыть огонь на поражение в их доме. Возможно, ты не хочешь причинять вред детям, но ты знаешь, что это может случиться. Даже если ты уладишь вопрос с телами на полу, твои намерения неадекватны. Это ты предлагаешь?
Её глаза вспыхнули внезапным гневом.
— Ты не был здесь последние шесть месяцев. Ты не знаешь, на что это было похоже. Ты... — она сжала губы. Потом посмотрела на меня, пристально, в явном ожидании.
Я сказал, очень тихо:
— Нет.
Она покачала головой несколько раз. Потом сказала:
— Настоящий Дрезден не колебался бы.
— У настоящего Дрездена никогда не было шанса встретиться с ними. Возможности поговорить с ними. Он бы просто рванул в бой.
Она резким движением закрыла свой блокнот, щёлкнув им по запястью, и подвела итог.
— Что ж, мы рассмотрели всё, что необходимо сделать. Здесь больше нечего обсуждать.
Мёрфи встала и молча покинула комнату, ступая ровным и уверенным шагом.
Баттерс поднялся и собрал Боба и маленькое спиритическое радио.
— Я... э-э... Я обычно следую за ней, когда она планирует что-то. Позаботиться о деталях, так сказать. Извини.
— Конечно, — сказал я спокойно. — Спасибо за помощь, Баттерс.
— В любое время, — сказал он.
— Тебе тоже, Боб, — сказал я.
— De nada, — ответил Череп.
Баттерс поспешно вышел.
Я остался стоять в конференц-зале в одиночестве.
Глава девятнадцатая
Я стоял там несколько минут, ничего не делая. Даже не дыша.
Ничего не делать трудно. Как только вы оказались не заняты, ваша голова принимается пережёвывать всё заново. Вылезают тёмные, мрачные мысли. Вы начинаете думать о смысле вашей жизни. А если вы призрак, вы начинаете думать о смысле вашей смерти.
Мёрфи медленно пожирало изнутри чувство вины. Я знал её давно. Я знал образ её мыслей. Я знал, что ей было дорого. Я знал, на что это было похоже, когда ей было больно. Я не сомневался, что я был прав на этот счёт.
Но я также знал, что она была женщиной, которая не захочет убивать другого человека, если только это не было абсолютно необходимо, даже если бы он был бесповоротно и безнадёжно сумашедший. Любое убийство нелегко для совести каждого — но Мёрфи сталкивалась с этим демоном долгое время. Конечно, она должна была страдать от моей смерти (и позвольте мне сказать вам, как я дико расстроен, что я бессилен что-либо изменить). Но почему бы её совесть начала преследовать её именно сейчас? Зачем внезапно закатывать истерику, когда я спросил её, как бы получить больше информации через её бывшего мужа? Кирпичные стены не остановят эту женщину, когда она захочет пройти куда-то.
Я обратил внимание на ещё кое-что, когда мы говорили о выстреле, убившем меня, и о позиции стрелка, и собирали больше информации о потенциальных убийцах. Мёрфи не сказала многого — но она не сказала о кое-чём чертовски более значительном.
Она совсем, ни разу не упомянула Кинкейда.
Кинкейд отчасти был бесчеловечным наёмником, который работал на самую ужасную маленькую девочку на всей Божией зелёной земле. Он имел столетия за плечами, и был выдающимся явлением в боевых действиях. Он каким-то образом преодолел ограничения человеческой нервной системы, по крайней мере, с точки зрения её приложения для стрельбы в любых ситуациях. Я никогда не видел, чтобы он промахнулся. Ни разу.
И именно он сказал мне, что, если бы он захотел убить меня, он стал бы делать это, по крайней мере, с расстояния в полмили, из винтовки, предназначенной для стрельбы тяжёлым зарядом.
Мёрфи знала не хуже меня, что заключение специалиста об убийце со столетиями опыта будет неоценимым в расследовании. Первоначально я не сделал предположений об этом, поскольку Мёрф вроде бы встречалась с этим парнем некоторое время, и, казалось, интересовалась им. Поэтому казалось предпочтительным позволить ей самой поднять эту тему.
Но она не стала.
Она ни разу не упомянула о нём.
Она сбежала со встречи слишком быстро, и была готова драться со мной из-за чего-нибудь, чего угодно. Весь спор о Фитце и его команде был дымовой завесой.
Единственный вопрос — в чьих интересах это было. В моих, чтобы возможно обезумевший призрак не вздумал пойти из мести штурмом на некоего типа? Или это была вуаль тумана для её собственной пользы, поскольку она не могла примирить своё представление о Кинкейде с тем самым безликим человеком, который убил меня?
Это казалось правильным предположением. Что она знала это в своём сердце, даже не осознавая этого, но своей головой отчаянно пыталась отыскать менее болезненную правду.
Мои рассуждения были основаны на моём знании человеческой природы и личности Мёрфи, и на моей интуиции, но я истратил целую жизнь, доверяя своим инстинктам.
Я думал, что они, вероятно, были правильными.
Я мысленно прошёлся по возможностям. Я представлял себе Мёрфи, обезумевшей и внутренне распадающейся на части, в дни после своего убийства. Нам никогда не познать, каково быть вместе. Мы упустили этот момент. Я полагал, что было достаточно времени, чтобы её ярость начала стихать, а печаль должна была начать накапливаться. Я представил себе её в течение следующего месяца или около того — она больше не полицейский, её мир в руинах.
Известие о моей смерти должно быстро разойтись не только среди чародеев Белого Совета, но и в среде оставшейся Коллегии вампиров, через Паранет, и от них в остальной части сверхъестественного мира.
Кинкейд, вероятно, услышал об этом в течение дня или двух. Как только кто-нибудь подал сообщение обо мне, Архив — сверхъестественный регистратор всех записанных знаний, который обитал в ребенке по имени Ива, должен был узнать. И я был, вероятно, одним из немногих людей в мире, о которых она думала как о друге. Ей как раз сколько? Двенадцать? Тринадцать?
