Джим Батчер - История призрака
Хороший совет.
Вопрос в том, КАК?
В обычной ситуации я легко отыскал бы Молли с помощью тауматургии. Я проделывал это тысячи раз. После её незапланированного отпуска в Арктис-Торе в Небывальщине у меня всегда было под рукой несколько её волосков. А совсем недавно я обнаружил, что могу узнать все её энергетические фишки, к которым она стала привыкать с самых первых своих магических шагов — как и волосы, они были уникальны и специфичны лишь для неё одной. Как подпись. Я был просто уверен, что смогу найти её, как только мне это понадобится. Чёрт, вот оно и понадобилось. Я провёл с ней очень много времени, она стала почти как семья. Я вообще мог чисто интуитивно сказать, когда она была рядом, если она, конечно, не пряталась.
Всё это было возможно, владей я магией. Но я не владел.
Что было, если задуматься, ещё одним доказательством в пользу теории Стюарта и Морта и против моей. Вы не сможете извлечь магию из личности. Это её часть и основа. Люди могут отказаться от неё, если не будут развивать свой дар, но никто не в состоянии лишить их её. Если мой призрак на самом деле был мной, то у него была бы сила, например, как у призрака этого ублюдка, Леонида Кравоса.
Правильно?
Или... может быть нет. Возможно, я делал слишком много предположений, даже не подвергая их сомнению. Я уже предполагал, что материя была твёрдой, когда она не была, что я замерзал, когда я не мог замёрзнуть, и что для меня были обязательны законы гравитации, хотя это было не так.
Может быть, я строил подобные догадки и о магии. То есть, после того, как я поставил твёрдый магический щит во время первой атаки на дом Морта, когда вошёл в эктомансера. Это означало, что мои способности всё ещё были здесь, были реальны.
Я только должен был выяснить, как получить к ним доступ.
Воспоминания — сила.
Я сунул руку в карман плаща и вытащил массивный пистолет, который отдал мне сэр Стюарт. Я не разбираюсь в старинном огнестрельном оружии, но я убедился, что на запальной полке ничего не было, прежде чем перевернуть его стволом вниз и потрясти. Мне пришлось нанести по нему несколько сильных ударов тыльной стороной кисти, чтобы вытряхнуть шарик, пыж и порох, который высыпался мне в ладонь.
Шарик, пуля, сверкала, словно только что сделанная. При тщательном рассмотрении, тонкие завитки на поверхности металла превратились в изображения простых, пасторальных сцен: дома в колониальном стиле, в центре маленькой зеленой долины, окруженной яблонями, чистые, аккуратные участки пахотных земель; и лужайка, усеянная белыми овцами. Просто глядя на неё, казалось, что картинка оживает. Ветер шевелил посевы. Яблоки выделялись, как ярко-зелёные пятна на фоне тёмных листьев. Ягнята скакали среди взрослых членов стада, играя от чистой радости. Дверь в дом открылась, и высокая, статная женщина с волосами чернее воронова крыла вышла из дома, сопровождаемая стайкой детей, явно давая им наставления.
Вместе с образами, поток эмоций тёк через меня. Свирепая и ревнивая гордость обладания — не гордость, что я владел таким красивым домом, но, что дом был красивый, потому что я владел им, потому что я сделал его таким. Смешанная с тем, что было очень глубоко — приливом любви к женщине и её детям, простой радостью от возможности видеть их, — и сильным, вполне приятным приливом желания к женщине, которую я не обнимал слишком долго...
Я вдруг почувствовал, что я вторгся во что-то личное и интимное. Я закрыл глаза и отвернулся от сцены.
Воспоминания, понял я. Всё это было воспоминаниями Сэра Стюарта о его смертной жизни. Это воспоминание было тем, чем он выстрелил в то привидение, когда я в первый раз встретился с ним. Он не использовал воспоминания о гибели, как оружие, но те личности были причиной, по которой он был готов к борьбе.
Вот почему, став призраком, он по-прежнему пользовался этим топором и этим пистолетом. Гораздо более современное оружие тоже было доступно для копирования, но в своих воспоминаниях он использовал то оружие, и поэтому оно было источником его силы, воплощением его воли, способным изменить то, что было вокруг него.
В этом была сущность сэра Стюарта. В этом была его магия.
Воспоминания обладали мощью.
На секунду я подумал, что это не может быть так просто. Но многое в магии действительно чертовски просто — что не стоит путать с лёгкостью.
Существовал только один способ выяснить это.
Первое заклинание, которое я освоил давным-давно, было олимпийского класса — но это было неосознанным, случайным волшебством, не заслуживающим своего имени. Первое осознанное заклинание, которое я отработал, полностью спланировал, четко представил, отлично создал — было воззвание к вспышке пламени.
Джастин ДюМорн показал мне, как оно работает.
Я погрузился в воспоминания.
— Я не понимаю, — жаловался я, потирая ноющие виски. — Оно не сработало первые пятьдесят раз. И сейчас не сработает.
— Сорок шесть раз, — поправил меня Джастин как всегда очень чётким голосом. У него был акцент, но я его не мог опознать. Я не слышал такого по телевидению. Не то, чтобы у Джастина был телевизор. Мне приходилось тайком выбираться по пятничным вечерам, чтобы посмотреть его в торговом центре, или же оказаться перед лицом реальной угрозы, что я мог пропустить всего «Рыцаря дорог».[21]
— Гарри, — сказал Джастин.
— Хорошо, — вздохнул я. — У меня голова раскалывается.
— Это естественно. Ты выжигаешь новые пути в своем разуме. Ещё раз, пожалуйста.
— Не могу ли я выжигать пути в другом месте?
Джастин взглянул на меня из-за стола, за которым сидел. Мы были в его офисе, как он его называл, который представлял собой дополнительную спальню в маленьком домике километрах в тридцати от Де-Мойна. На нём как обычно были чёрные брюки и тёмно-серая рубашка. Бородка была коротко и аккуратно подстрижена. Его длинные тонкие пальцы могли мгновенно сжаться в чугунные кулаки. Он был выше меня, как и большинство взрослых, и никогда не обзывал меня, когда я его сердил, в отличие от большинства приёмных родителей, у которых мне довелось побывать.
Когда я бесил Джастина, он просто переходил от слов к кулакам. Он никогда не кричал, замахиваясь на меня, как делали другие опекуны. Когда он бил меня, он был быстр и точен, на этом всё и заканчивалось. Почти как когда Брюс Ли мочил нехороших парней. Только Джастин не издавал никаких глупых звуков.
Я втянул голову, переводя взгляд с него на пустой камин, перед которым я сидел, скрестив ноги по-турецки. Поленья и трут лежали наготове. В воздухе слабо веяло дымом, и скомканная газета почернела с одного края — и больше никаких следов огня.
