Смертный бессмертный - Шелли Мэри
– Спасите моего брата!
Молодой кавалер натянул узду, остановив коня на скаку, гневно выговорил бедной девушке за ее безрассудство и, не промолвив более ни слова, повернул во двор. Быть может, он и не услышал ее просьбу – скорее всего, и не разглядел просительницу, а выкрикнул первое, что пришло на ум; но бедное дитя, глубоко уязвленное тем, что показалось ей личным оскорблением, гордо отвернулось от двери, не позволяя горьким слезам скатиться с ресниц.
Флора пошла прочь; ночная тьма лишила ее всякой возможности отыскать тюрьму, так что она решила вернуться и попросить кого-нибудь из соседок сходить с ней вместе. Но даже найти обратный путь в темноте оказалось нелегко; она брела наугад, не понимая, где находится, робея спрашивать дорогу у встречных. К прочим ее скорбям добавились утомление и страх, и слезы обильно заструились по щекам злосчастной путешественницы. Наконец на углу улицы она увидела образок Мадонны в нише и горящую перед ним лампадку; знакомая примета подсказала, что Флора уже недалеко от дома. С привычным благочестием она преклонила колени перед образом, вознесла благодарность и начала молиться за Лоренцо – как вдруг рядом раздались шаги, послышался знакомый голос, а затем и знакомые руки сжали ее в объятиях; это казалось чудом – но брат был здесь, и всем ее страхам пришел конец.
Лоренцо с тревогой спросил, как она оказалась здесь ночью; Флора объяснила, а он в ответ поведал о своих утренних злоключениях – грозившая ему смерть была отменена великодушным вмешательством самого молодого Фабиана; однако… Лоренцо поколебался, прежде чем открыть горькую истину… однако он не прощен – наказание всего лишь заменено другим: перед Флорой стоит изгнанник, и, если рассвет застанет его в стенах Сиены, он будет казнен.
За этим разговором они вошли в дом; с женской заботой Флора поставила перед братом простой ужин, а сама начала собирать вещи в дорогу. Лоренцо в глубоком раздумье расхаживал по комнате; наконец остановился и, поцеловав сестру, сказал:
– В каком же безопасном месте мне тебя оставить? Как сохранить тебя, мой прекрасный цветок, пока мы с тобою будем в разлуке?
Флора со страхом подняла на него взгляд.
– Разве мы не уедем вместе? – спросила она. – Я уже собрала все, что нужно для путешествия!
– Милая, это невозможно; меня ждут тяжкие труды и лишения.
– Я разделю их с тобой!
– Не выйдет, милая сестра, – отвечал Лоренцо, – судьба нас разлучает, и мы должны повиноваться. Я стану наемником, буду жить в лагере среди грубых солдат; мне это не повредит, а для тебя такая участь будет поистине гибельна. Нет, моя Флора, придется где-то в этом городе найти надежного и достойного опекуна!
Снова Лоренцо глубоко задумался над этой задачей; и вдруг у него мелькнула мысль.
– Дело рискованное, – пробормотал он, – однако… нет, я к нему несправедлив. Случись нам поменяться местами – разве не счел бы я высокой честью для себя такое доверие?
Затем он приказал сестре надеть лучшее платье, да поскорее, спрятать лицо под вуалью и идти с ним. Флора подчинилась – повиновение брату всегда было для нее первым и священнейшим долгом; однако, торопливо переодеваясь и заплетая свои длинные волосы, она горько плакала.
Они снова тронулись в путь и теперь шли медленно; в эти драгоценные минуты Лоренцо хотел утешить сестру и дать ей последние наставления. Он обещал вернуться так скоро, как только сможет; но если это не удастся – торжественно поклялся, что, если будет жив и свободен, вновь увидится с Флорой через пять лет после расставания. На случай, если он не приедет раньше, Лоренцо настоятельно просил сестру набраться терпения и надеяться на лучшее, пока не окончится этот срок; также он взял с нее обещание до истечения пяти лет не связывать себя ни брачными узами, ни обетом безбрачия. Тем временем они приблизились к месту своего назначения – и вошли во двор великолепного дворца. Слуги им не встретились; они пересекли двор и начали подниматься по широкой лестнице. Флора вся обратилась в слух. Брат повторял все то же: терпеливо ждать, не унывать, надеяться – и обещал вернуться через пять лет: для юного сердца почти немыслимо долгий срок! Она обещала повиноваться, но голос ее прерывался от рыданий, колени дрожали; она не смогла бы идти без его поддержки. Вот они вошли в ярко освещенную залу, богато обставленную и полную людей; Флора постаралась сдержать слезы и плотнее запахнула вуаль. Они переходили из комнаты в комнату – и везде видели приготовления к празднику; слуги пропускали их, словно приглашенных гостей, и наконец ввели в холл, полный сиенской знати обоих полов. Все взгляды с удивлением и любопытством обратились к брату и сестре. Высокая статная фигура Лоренцо, правильные черты и гордое выражение лица привлекли взоры дам – а кавалеры старались заглянуть под вуаль Флоры.
– Да это же сущий ребенок! – говорили они. – И, смотрите, она плачет; что бы это значило?
Молодой хозяин дома, однако, сразу узнал незваных и нежданных гостей; но прежде, чем успел спросить о цели их прихода, Лоренцо с сестрой шагнул вперед и обратился к нему так:
– Граф Фабиан, никогда бы я не подумал по доброй воле ступить под ваш кров, а тем более явиться к вам просителем. Такое бедствие наслала на меня Высшая Сила, перед решениями которой все мы должны склониться – и которая, если будет на то Ее воля, может посетить и вас, хоть вы сейчас и окружены друзьями и купаетесь в благополучии. Вот я стою перед вами – изгнанник и нищий. Нет, я не ропщу на судьбу. Ничего я так не желаю, как собственной рукой собрать себе состояние – и, если на то будет благословение Божье, пойдя этим путем, со временем встретиться с вами уже на равных. В такой надежде я покидаю этот город без жалоб, без слез – как ни дорого его имя моему сердцу, как ни напоминают его гордые башни о деяниях моих предков. Я стану солдатом удачи; вернусь ли, и когда, и каким вернусь – о том написано в книге судеб, где значатся все истории: и ваша, и моя. Но я призван заботиться не только о себе. Умирая, отец поручил мне это дитя, мою осиротевшую сестру, и до сего дня я смотрел за ней с родительской любовью. Дурно я выполнил бы порученную мне задачу, если бы вырвал этот нежный цветок из родной почвы и потащил за собой по грубым дорогам жизни. Синьор Фабиан, ни одного человека я не могу назвать своим другом; вы победили – и отвратили от меня сердца сограждан; а наш дом так свыкся со смертью и изгнанием, что в стенах Сиены не осталось никого, кто носил бы одно со мной имя. Только вам могу я доверить это драгоценное сокровище. Примете ли вы его на сохранение, пока не будете призваны вернуть либо мне, брату, либо в более справедливые руки нашего Создателя, столь же чистым и непорочным, каким я вам его вручаю? Прошу вас защищать это беспомощное создание и охранять его честь; сможете ли – осмелитесь ли вы принять эту драгоценность и пообещать вернуть ее нетронутой?
Глубокий выразительный голос юноши, его торжественная речь приковали к себе слух всего собрания; и когда он умолк, Фабиан, гордясь, что в блистательном кругу его родичей и друзей враг обратил к нему такую просьбу, и не видя в ней ничего обременительного, с готовностью ответил:
– Согласен, и пусть свидетелем моего согласия станет Небо. Я объявляю себя опекуном и защитником твоей сестры; она будет жить здесь, в безопасности, под надзором моей доброй матушки – и, если все святые позволят тебе вернуться, я вручу ее тебе такой же непорочной, как сейчас.
Лоренцо склонил голову; что-то сжало ему горло при мысли, что они с Флорой расстаются, быть может, навсегда; но он не собирался показывать врагам свою слабость. Взяв сестру за руку, с глубокой нежностью окинул он взором ее детскую фигурку; затем прошептал благословение, поцеловал ее в лоб, еще раз поклонился графу Фабиану – и тихими шагами, с той же спокойной гордостью на лице покинул зал. Флора едва понимала, что происходит; она дрожала и горько плакала. Фабиан взял ее за руку – она не противилась – и, подведя к своей матери, произнес:
