Джонатан Кэрролл - Сон в пламени
– Румпельштильцхен!
– Верно. Она думала, что мое имя – Румпельштильцхен. Ну это ж надо! Мне такого даже не выговорить. И знаешь, что самое смешное? Ведь ей нужно было просто спросить меня. Ей требовалось лишь сказать: «Пожалуйста, скажи, как тебя зовут?» – и я бы тут же ответил… Давай поедим. От этого разговора я проголодался.
Мы сняли с плеч мешки и положили на землю. Отец достал сыр, яблоки и бутыль воды.
– И что случилось, когда она не угадала?
– Она обозвала меня лягушонком и сказала, что велит своей страже убить меня. А я ответил: пусть взглянет на свою левую руку и задумается. На правой руке у нее уже был один золотой палец. А знаешь, что было на левой? Вместо левой кисти у нее была большая жирная лягушка. И самое-то страшное – живая.
– Ты правда превратил ее руку в лягушку?
– Да, правда.
– А я могу такое сделать, папа?
– Ты можешь все, что могу я. Я тебя научил.
– Просто мысленно произнести твое имя, а потом загадать, что хочу.
– Верно. Съешь яблоко.
– Можно я проделаю такое с тобой?
– Если хочешь.
Я закрыл глаза и произнес про себя его имя, а потом подумал: хочу, чтобы обе его руки превратились в лягушек! И когда открыл глаза, так оно и было – две большие лягушки! Но что-то тут было не так, потому что они не двигались.
– Что я сделал не так?
Отец улыбнулся и посмотрел на них.
– Ты нечетко подумал, чего ты хочешь. Ты не подумал, что хочешь живых лягушек, и потому появились мертвые. А посмотри, какого они цвета – это не лягушачий цвет. Ты не подумал об определенном цвете, когда загадывал желание. И получились мертвые непохожие лягушки.
Я заплакал, но он ничего не сказал. Я плакал, пока не устал и не почувствовал себя глупо.
– А теперь расколдуй их обратно, Вальтер, а то мне придется всю оставшуюся жизнь прожить с лягушками вместо рук!
Это рассмешило меня, и я сделал, как сказано. Лягушки исчезли. Пожелать, чтобы что-то исчезло, было просто. Гораздо проще, чем пожелать, чтобы что-то появилось.
Отец протянул руку и погладил меня по щеке.
– Брось, папа. Я уже не маленький.
– Иногда я забываю это. Поешь яблок и сыра. Вкусные.
– Я больше не хочу. И что случилось, когда ты превратил ее руку в лягушку?
– Если съешь яблоко, расскажу. То есть большой кусок. И пожалуйста, откуси сыра, а то в нем заведутся блохи.
– Папа, расскажи!
– Хорошо. Пока она смотрела на свою квакающую руку, я взял тебя из кроватки и завернул в меховое одеяло, которое принес с собой. Это было в разгар зимы, и на улице ревела, как лев, метель. Весь город засыпало снегом, и я знал, что нам будет трудно пробираться через него, когда окажемся на улице.
– А зачем нам было бежать? Ты мог никого не подпустить к себе.
– Вероятно, но это было в полночь, а в полночь чары слабеют. Всегда помни это, сынок. Лучше всего наша магия работает днем. Ночью большая часть ее возвращается на луну и спит там до первого света. Ночью магией овладевают звери. Вот почему после захода солнца небезопасно путешествовать там, где водятся звери… А теперь повтори, что я тебе только что сказал.
– Ночью звери овладевают магией, и мы должны держаться от них подальше.
– Хорошо.
Он посидел молча, время от времени откусывая яблоко или сыр. Пели птицы, и где-то вдалеке слышен был стук топора.
– Как ты вынес меня из замка?
– Я обернулся к твоей матери и сказал: «Ты слишком заносчивая и жадная, чтобы придавать значение тому, что у тебя за ребенок, если никто не заметит подмены. Я дам тебе ребенка, чтобы ты могла показывать его. Можешь притворяться, что он твой и что ты победила меня. Но никогда не преследуй нас, а то я тебя убью. Ты поняла?..» Она поняла. Вся злоба в ее глазах сказала мне, что она прекрасно поняла, но ничего не может сделать… Я снял лягушку с ее руки и превратил в ребенка: «Вот твой ребенок, королева. Какого ты заслужила».
– А что было потом?
– Я положил тебя в свой рюкзак, на самое дно, чтобы никто не увидел. А потом убежал из замка. Я буду помнить эту ночь до конца жизни. Снег был глубокий, как печаль после смерти, но мне ничего не оставалось, как бежать, пока мы не оказались в безопасности. В городе был праздник, и повсюду жгли костры-. Люди пили вино и пели песни, и по заснеженным улицам туда-сюда скакали всадники.
– Лошади. Да, я помню это, папа. Я помню, что слышал коней.
Он лег на спину и закрыл глаза.
– Ночью я плохо ориентируюсь, но я знал южные городские ворота, потому что там был картофельный рынок. Я выбежал через эти ворота в ночь, страшную, как разбойник с ножом в зубах. Все было жутким и холодным, черно-белым… Но мы справились, и теперь мы начнем нашу новую жизнь в Вене.
– Почему в Вене, папа?
– Это хороший город, чтобы начать. Сейчас тут чума, и люди вроде нас могут жить спокойно, потому что вокруг и без того полно безумия. Никто не обратит внимания на маленького человечка с сыном, продающего картошку у дороги.
– И мы будем жить там всегда?
– Время от времени. Я пришел оттуда и люблю этот город. И ты полюбишь. Тамошние жители не будут к тебе приставать. Я хочу с тобой как следует попутешествовать, Вальтер, но рано или поздно, я думаю, мы все равно будем возвращаться в Вену.
– А что стало с моей мамой? Он снова рассмеялся.
– В точности то, что я и предполагал. По дороге я уже раза три слышал историю, как добрая королева спасла своего единственного ребенка от злого карлика Румпельштильцхена, отгадав его имя… Пошли, пора отправляться.
2
Сон продолжался, должно быть, не дольше двадцати минут. Я, удивляясь спросонок, посмотрел на часы у кровати. Марис не было: она решила остаться у себя и поработать над подарком к моему дню рождения.
Мне хотелось обсудить с ней увиденное. Прежде чем позвонить, я решил немного подождать и дать голове проясниться. К счастью, Марис не возражала против поздних звонков – в отличие от меня: у меня всегда возникает уверенность, что они несут какую-то дурную весть.
Что за сон! Я до сих пор ощущал запах сырого соснового леса и видел, как на красных яблоках золотится солнце. На моем «отце» были старые остроносые кожаные сапоги. У него была борода, но коротко подстриженная, цвета темной древесной коры. Он был красив, лет тридцати. Единственным, что отличало его от других, был рост. Он был карлик. Отец ходил как-то важно, вразвалку, что казалось смешно и нелепо. Судя по походке маленьких людей, можно подумать, что мир для них – судно в бурном море, и единственный способ сохранить равновесие – ходить, раскачиваясь как маятник.
Закрыв глаза, я попытался вспомнить еще что-нибудь из сна, но тщетно. Все ускользнуло в темноту несколько минут назад.
На руке у меня спал Орландо. Внезапно он поднял голову и огляделся – неизменный знак, что сейчас зазвонит телефон. Я даже начал заранее вставать, так как вполне доверял его чутью, и, когда раздался звонок, был уже на ногах.
