Питер Страуб - Мистер Икс
– Вот молодец, – сказал я.
– Куинни была чертовски талантлива. И не стала первоклассной сорокой-воровкой только из-за того, что руки у нее были на месте.
– Вот как, – вставил я.
Улыбка Тоби обнажила его выцветшие зубы.
– Бывало, сидим на кухне, судачим о том о сем, Куинни за столом, напротив. Встаю, иду к холодильнику принести льда, например. Оглядываюсь – она скрывается через черный ход. Иду на кухню, ору: «Куинни!» Открывается дверь спальни, и появляется она с метелкой для пыли в руках. «Какого черта?» – говорю. А она: «На кухне над окном паутина, и, чтоб ты знал, метелка для пыли будет лежать в шкафу в спальне». Или, например, ты думаешь о покупке нового телевизора и вдруг выясняешь, что платить за него уже не надо, – согласись, чертовски удобно.
– Таланты отца переходили по наследству по женской линии.
Тоби наполнил стаканы.
– Больше всего досталось Куинни, затем – Джой и Нетти. Мэй тоже перепало. – Он глянул на коллаж из обнаженных красоток на стене. – Когда Мэй было лет тринадцать, она как-то раз ехала по Вэгон-роуд – теперь это Кордуэйнер-авеню – на заднем откидном сиденье спортивного автомобиля Говарда. Куинни рассказала, что Мэй увидела двух девчонок, показывавших на нее пальцами из проезжавшего мимо автомобиля. Они якобы потешались над ней. Я, правда, всегда считал, что дело было не совсем так, поскольку выезд в город семейки Говарда не мог остаться без внимания. Я раз даже спросил Мэй напрямик, но толком ничего не добился. Что Мэй там померещилось, не знаю, но она так разбушевалась, что выдала настоящее шоу. По всей улице вылетели оконные стекла и взорвались шины автомобилей. Повредились телефонные линии. Кошмар, короче.
Прозрачный голосок Джой прошелестел мне в ухо: «В итоге моя сестрица Мэй устроила настоящий погром на Вэгон-роуд, хотя, если послушать моего батюшку, так от Данстэнов в ней мало что было, а сестра моя эти его слова всегда воспринимала как ложь и мерзкую клевету.
Дело в том, что, когда мы были молодыми девушками, к нам стал захаживать один джентльмен, проявлявший симпатию к Мэй. К несчастью, он оказался негодяем и попытался подчинить ее своей воле. Овладеть девушкой силой – вот что было у него на уме. Справиться с ним Мэй удалось, прибегнув к тому, что француз назвал бы forcemajeure[30]. В невероятном возбуждении и тревоге она пришла в тот день домой и сказала мне: Джой, мой молодой человек попытался овладеть мной. Я была так напугана, что нашла в себе силы собраться с духом и уничтожить моего ухажера – от него осталась ничтожная вонючая зеленая лужица.
Как можно после этого заявлять, что в Мэй нет ничего от Данстэнов?»
– Я что-то слышал о женихе, пытавшемся ее изнасиловать, – сказал я.
– Ох уж эта Джой, – вздохнул Тоби. – Мы умолчим, так каменья возопиют.
Я спросил, не знает ли он чего-либо об отце Стар.
– Куинни говорила, отец Стар был барабанщиком в джаз-группе, но имени его не называла. Отсюда и музыкальные таланты Стар, говорила она. Я, знаешь, иногда подумывал, может, он тоже был кем-то вроде Данстэнов, барабанщик-то. И вот еще что: я всегда считал, что Этель Бриджес, женщина из Нового Орлеана, которая вышла замуж за Сильвэйна после убийства Омара, из той же породы. – Он ухмыльнулся мне. – Ты, кстати, тоже в музыке преуспел: я слышал, в Напервилле на гитаре играл, а?
Стар разболтала Тоби о моем увлечении гитарой.
– Да так, баловался, – пожал плечами я.
– Пару раз сюда приходили клиенты с фотографиями больших джазовых оркестров, ну, Дюка Эллингтона или Бенни Гудмана, и на них были автографы музыкантов. Я сразу искал на этих фото барабанщиков и думал: если это ты, то знай, что дочерью своей, о которой ты и слыхом не слыхивал, можешь гордиться.
– Красиво сказано, – сказал я, удивленный его сентиментальностью. – Похоже, люди заблуждаются относительно ростовщиков.
– Хочешь, скажу, кто мы такие? Мы есть защита для людей, в защите нуждающихся. Или были таковыми, пока банки не начали раздавать направо-налево кредитные карточки.
И тут, озаренный запоздалым пониманием, я воскликнул:
– Бог ты мой! – Мороз побежал у меня по коже. – Только сейчас до меня дошло! Мама отдавала меня приемным родителям, чтобы уберечь от своей родни.
– Ну да… – кивнул Тоби с таким видом, будто я заявил, что иметь кучу денег и жить в особняке было куда приятнее, чем нищенствовать в съемной квартирке, питаясь на продовольственные талоны.
– Каждый раз, когда я возвращался домой, она, наверное, просила всех держать язык за зубами. Я не должен был ничего знать о Данстэнах.
– Она хотела, чтоб ты жил как нормальный человек.
– А теткам это очень не нравилось. Они не видели в этом смысла, потому что не понимали ее.
Тоби положил локти на захламленный стол. Продолговатые выпуклые глаза его были удивительно ясными.
– Все время, пока ты был маленьким мальчиком, моя жена и ее сестры надеялись: вот-вот ты хоть как-то продемонстрируешь, что в тебе есть от Данстэнов. Когда ты стал старше, а Стар продолжала настаивать на своем, это стало препятствием.
– Вот почему я ни разу не был в Эджертоне после того, как мне исполнилось двенадцать. Она не доверяла Нетти и Мэй.
Тоби разлил остатки виски – в основном в свой стакан.
– Ну вот, самое время закругляться. Перед сном прими пару таблеток аспирина – Он улыбнулся мне. – Хочешь еще о чем-то поговорить?
– Только об одном.
– Валяй.
– Перед самым нашим уходом из больницы Стар удалось сказать пару слов. О моем отце.
Тоби медленно поднял голову.
– Она назвала его имя: Эдвард Райнхарт.
Шторы за толстыми стеклами очков медленно опустились и поднялись.
– Родственники вашей жены хотят, чтобы я даже не задумывался об этом. Они что-то знают, но не говорят.
– С чего ты взял? – спросил Тоби.
– Стар жила с этим парнем до того, как выйти за него замуж. Нетти наверняка знала его имя.
– Это ты так думаешь.
– Тоби, вы тоже знаете его имя.
– Изо дня в день ко мне приходит столько народу – разве упомнишь… – улыбнулся он.
– Тоби, не надо…
Он оттолкнулся от стола, поднялся, обошел его и остановился перед фотографией черноволосой женщины, поддерживавшей ладонями свои груди, как чуть сдутые пляжные мячи.
– Не думай только, что я придурок, проведший всю свою жизнь за этим прилавком. В сорок шестом, через год, как я демобилизовался, у меня был белый «кадиллак» с откидным верхом и семь тысяч баксов на счете в банке. Солидные люди приглашали меня в гости, обращались со мной, как с родным. Однажды я убил человека, потому что он не оставил мне выбора, и отсидел семь месяцев в Грин-хэвене за дело, в котором, по сути, был виновен кое-кто другой. Тоби Крафт – это тебе не Кларк Рутлидж.
