Юрий Козловский - Дети Ангелов
— Горячо! — подумал Романов, прочитав рапорт. Вансович тоже говорил о генетике и излучениях. Назавтра же была организована плановая проверка деятельности фонда специалистами Минздрава, в число которых затесались трое оперативников во главе с заместителем Никитина. Президент фонда, Иван Матвеевич Фотиев, принял комиссию лично. Он провел проверяющих по всем помещениям, даже подвальным, где хранились коробки с препаратами для лечения онкобольных, поставляемыми зарубежными партнерами в качестве гуманитарной помощи. Не было найдено ничего похожего на исследовательские лаборатории, о чем Никитин с чистой совестью доложил шефу.
Отсутствие результата — тоже результат, решил Романов. Не от себя же придумал Скворцов про тайную деятельность фонда. Следовательно, кому-то выгодно обратить внимание спецслужбы на эту незаметную организацию. Скорее всего, наводка исходила от самого Сидорина. Генерал поручил Никитину понаблюдать за медиками и поводить их главу Фотиева. И тут началась настоящая мистика. Офицеры наружного наблюдения, матерые специалисты, начинавшие службу еще при советской власти, в комитете, потеряли выехавший из ворот автомобиль Фотиева ровно через пять минут. Причем водитель не делал никаких попыток оторваться от наблюдения, не исполнял каскадерских трюков, а просто свернул из переулка на оживленную улицу, влился в поток машин — и пропал.
Пометавшись по району в поисках исчезнувшего автомобиля, бригада решила вернуться в исходную точку, то есть к особняку фонда, и… заблудилась.
Спецы, знавшие Москву как собственную квартиру, целый час блуждали по переулкам, пока нашли нужный дом. А «понтиак» Фотиева уже стоял около крыльца за ажурной кованой оградой. Офицеры клялись и божились, что не пили ни грамма, рвались добровольно пройти экспертизу на алкоголь, но Романов приказал Никитину оставить их в покое и не проводить никакого служебного расследования. Сам он не впервые сталкивался с явлениями, превосходящими человеческое понимание, поэтому не хотел, чтобы подчиненные потеряли веру в собственные силы.
Генерал даже не удивился звонку Захара Вансовича, хотя тот позвонил по закрытой линии на номер, которого не мог знать в принципе. Но ведь знал! Цыган посоветовал Романову не тратить силы на разработку фонда, а лично познакомиться с Фотиевым, который может оказаться полезен генералу. На вопрос, знает ли он о приезде в Москву Вайсмана и встрече его с Сидориным, Вансович ответил: пусть господина Романова не заботит деятельность банкира, им уже занимаются. Больше Василию Андреевичу не удалось ничего спросить, потому что цыган положил трубку. Откуда он звонил, определить не удалось, даже задействовав возможности ФСБ.
Как любой генерал, Романов не любил оказываться в положении марионетки в руках у неизвестного кукловода. Поэтому он не стал звонить Фотиеву и испрашивать разрешения на посещение его фонда, а официально вызвал его на Лубянку для дачи показаний.
Фотиев явился точно в назначенное время. Вел он себя спокойно, казалось, его совершенно не волнует причина вызова в столь серьезную контору. Войдя в кабинет в сопровождении дежурного прапорщика, он вежливо поздоровался и сел напротив полковника Никитина, выжидающе глядя на него. Романов примостился за соседним столом так, чтобы солнечный свет из окна падал на Фотиева, и украдкой изучал его лицо. Будучи неплохим физиономистом, генерал сразу определил врача как человека, которому не зазорно подчиняться. Ни малейшей суетливости, которую обычно проявляют клиенты этого кабинета, взгляд, исполненный скрытой внутренней силы. Романов подумал, что не хотел бы иметь этого человека в числе своих врагов.
— Вас не удивляет наше приглашение? — спросил Никитин, слегка озадаченный поведением Фотиева. Обычно люди, вызванные на допрос в ФСБ, вели себя иначе.
— Удивляет меня лишь то, что вы называете это приглашением, — усмехнулся врач. — А вообще-то я давно уже ничему не удивляюсь, потому что происходящее в нашей стране перестало подчиняться законам логики.
— Хорошо, я учту ваш скептицизм. Ответьте тогда на вопрос — занимается ли ваш фонд исследованиями в области генетики? — Никитин следовал инструкции, полученной от шефа.
Фотиев удивленно посмотрел на него, и тон его ответа звучал слегка иронично:
— Фонд не занимается исследовательской и вообще научной работой. Лично я даже опасаюсь растерять свои профессиональные навыки. Функции фонда чисто бюрократические — распределение гуманитарной помощи, контроль правильности применения препаратов, сбор данных о результатах проведенного лечения. Да вы должны были сами убедиться в этом по результатам последней проверки.
— Спасибо, по этому вопросу достаточно, — бесстрастно остановил его Никитин, умело скрывая смущение информированностью допрашиваемого. — Вопрос второй. Известен ли вам человек по имени Роберт Капитонович Сидорин?
— А вот об этом, с вашего позволения, я буду разговаривать только с господином генералом, — Фотиев кивнул в сторону Романова. — Наедине.
— В этом кабинете… — начал было возмущенный полковник, но шеф резко оборвал его:
— Выйди, Николай Павлович. И выключи аппаратуру.
Никитин с недовольным видом щелкнул тумблером в ящике письменного стола и вышел из кабинета. Романов сел на его место и, глядя на Фотиева, сказал:
— Надеюсь, наша встреча не окажется напрасной, Иван Матвеевич.
— Если вы на самом деле рассчитываете на конфиденциальный разговор, Василий Андреевич, — ответил врач, — то вам придется вынести стол и разбить вон ту стену. Микрофон в столе принадлежит вашему полковнику — любому человеку свойственно думать о будущем. А закладку в стене сделали еще при Андропове по приказу председателя комитета. Для кого она пишет сейчас, догадывайтесь сами. Так что нам, думаю, проще будет сменить помещение…
5
Сергей провожал Веру с Настей в Магадан. Настояла на отъезде Вера, хотя Бойцов советовал семье оставаться в Москве. Жить можно было пока в здании фонда, а позже купить квартиру, благо дела у золотодобывающей компании «Пахом» шли как нельзя лучше. За остаток лета на месторождении намыли металла больше, чем добывает средней величины прииск, и по итогам года Жуковскому причитались солидные дивиденды. Но Вера не хотела ничего слышать о Москве, где похищают детей и вообще жить невозможно. А девочке надо продолжать учебу, и так вон сколько пропустила! Вопросов о подробностях похищения и таинственного освобождения, которых ожидал от жены Сергей, она не задавала, и он понял, что с Верой поработал кто-то из ордена, скорее всего Фотиев. Конечно, самому объясняться с женой было бы затруднительно, но Жуковский не испытывал благодарности к Ивану Матвеевичу за такую помощь. Он сам не хотел прикасаться лишний раз к сознанию близких и уж тем более позволять это посторонним. Сергей не задавал Насте лишних вопросов, потому что и так понял — у них в семье произошел уникальный случай передачи дара напрямую от отца к дочери. Это открытие и обрадовало Сергея, и одновременно напугало. Обрадовало тем, что теперь не придется наблюдать старение собственного ребенка, а напугало… Жуковский чувствовал, что Настя обладает не меньшим потенциалом, чем он сам, а возможно, даже и большим. В критические моменты ее подсознание использовало дремлющие в ней силы без участия сознания, что можно было принять за чудо.
