Карен Дионне - Дочь болотного царя
Обзор книги Карен Дионне - Дочь болотного царя
Карен Дионне
Дочь болотного царя
© K Dionne Enterprises L.L.C., 2017
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2017
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2017
Дочь болотного царя
Роджеру. За все
Плоды успеха одного возможны лишь за счет падения другого. Новое поколение расцветает, когда увядает предыдущее. Наши потомки станут нам самыми опасными врагами, и мы к этому совершенно не готовы. Они не только переживут нас, но и вырвут власть из наших ослабевших рук.
Карл Густав ЮнгИз своего гнезда на высокой крыше замка викингов аист видел маленькое озеро и ольховый пень, торчащий в зарослях камышей на зеленой отмели. На нем сидели три лебедя и хлопали крыльями, оглядываясь по сторонам. Но вот один из них сбросил оперение, и аист увидел принцессу Египта. Она присела прямо там, нагая, укрытая лишь своими длинными черными волосами. Аист слышал, как она велела двум лебедям присмотреть за ее оперением, а затем погрузилась в воду, чтобы сорвать цветы, которые ей там почудились.
Лебеди кивнули, а затем подхватили ее оперение и поднялись в воздух.
– Ныряй! – громко приказали они. – Не летать тебе больше в лебедином оперении, не увидеть больше Египта! Здесь, на болоте, ты останешься навеки!
И, сказав это, они разорвали оперение на тысячу частей. Перья опали, точно снег, а затем лживые принцессы улетели прочь.
Принцесса плакала и сокрушалась. Ее слезы капали на старый ольховый пень, который на самом деле был вовсе не пнем, а болотным царем, жившим и правившим в болотных землях. Пень обернулся к ней, преобразившись. Из него показались две влажные ветви, похожие на руки.
Бедное дитя испугалось и бросилось наутек. Принцесса пыталась пересечь зеленую вязкую трясину, но провалилась, и ольховый пень тут же погрузился следом за ней. Огромные черные пузыри вздулись на покрытой тиной поверхности, а принцессы и след простыл.
Ганс Христиан Андерсен.Дочь болотного царяХелена
Если я назову имя своей матери, вы его сразу же узнаете. Она стала знаменитостью, хотя и не желала этого. Это была не та слава, о которой можно мечтать, – как у Джейси Дюгард, Аманды Берри и Элизабет Смарт[1]. Но мою маму зовут иначе.
Вы сразу узнаете ее имя, если я его назову, а затем призадумаетесь, пусть и ненадолго. Ведь то время, когда людей волновала судьба моей матери, давно миновало – где же она теперь? Это правда, что у нее родилась дочь, пока она пропадала неизвестно где? И что же случилось с этой малышкой?
Я могла бы рассказать о том, что мне было двенадцать, а моей матери – двадцать восемь лет, когда мы спаслись из заточения, в котором нас держал человек, похитивший ее. Я провела все эти годы в месте, которое газеты описывали впоследствии как обветшалую ферму, лежащую среди болота в самом сердце Верхнего полуострова штата Мичиган[2]. Я научилась читать благодаря подшивке журнала «Нэшнл географик» за пятидесятые годы и пожелтевшему томику стихов Роберта Фроста[3], никогда не ходила в школу, не ездила на велосипеде и знать не знала ни об электричестве, ни о водопроводе. В течение двенадцати лет я не разговаривала ни с кем, кроме своих родителей. И я понятия не имела о том, что мы с мамой пленницы, пока нас не освободили.
Еще я могла бы рассказать о том, что мама умерла два года назад. О ее смерти упоминалось в прессе, пусть и довольно скупо, но вы, скорее всего, пропустили эту информацию, потому что она скончалась в то время, когда в новостях говорили о куда более важных вещах. Я могу рассказать, о чем умолчали газеты: о том, что моя мама так и не оправилась после долгих лет, проведенных в плену. Она не была искренним, красноречивым и харизматичным борцом за правое дело. О моей скромной, робкой и надломленной маме, всегда предпочитавшей держаться в тени, не написали книг, ее лицо не появилось на обложке «Тайм». Потому что под пристальным вниманием она съеживалась, как прихваченный морозом листок аррорута[4].
Но все же я не назову ее имени. Потому что это не ее история.
А моя.
1
– Жди здесь, – говорю я своей трехлетней дочке. Лезу в окно грузовика и пытаюсь протиснуться между ее детским сиденьем и пассажирской дверью, чтобы достать пластиковый непроливаемый стаканчик с теплым апельсиновым соком, который она выбросила в порыве недовольства. – Мамочка сейчас вернется.
Мэри тянется к стаканчику. Она похожа на щенка собаки Павлова. Нижняя губка оттопырена, в глазах стоят слезы. Я все понимаю. Она устала. Но и я тоже.
– Уху-уху-уху! – хнычет Мэри, когда я отхожу в сторону. Она выгибает спинку и растягивает ремень безопасности так, словно это ремень смирительной рубашки.
– Оставайся на месте. Я скоро вернусь! – говорю я, прищуриваюсь и поднимаю вверх указательный палец, чтобы она поняла: я не шучу.
Затем я иду к багажнику, машу рукой мальчику, который складывает грузы у задних ворот «Маркхэмса» (кажется, его зовут Джейсон), открываю дверцу и достаю первые две из множества своих коробок.
– Здрасьте, миссис Пеллетье! – Джейсон машет в ответ на мое приветствие с удвоенным энтузиазмом. Я поднимаю ладонь еще раз, и мы в расчете. Устала повторять ему, чтобы звал меня Хеленой.
Из грузовика внезапно доносится: «Бам-бам-бам!»
Это Мэри стучит стаканчиком из-под сока по оконной раме. Похоже, стаканчик уже пуст. Я в ответ хлопаю ладонью по кузову: «Бам-бам-бам!»
Мэри резко вздрагивает и оборачивается, взмахнув нежными волосиками, похожими на золотистые волокна кукурузы. Я бросаю на нее свой самый сердитый взгляд, означающий «Лучше тебе этого не делать», а затем прижимаю коробки к плечу. У нас со Стивеном темные волосы и карие глаза, так что он долго изумлялся, как это мы ухитрились произвести на свет такого уникального «золотого» ребенка, пока я не сказала ему, что моя мать была блондинкой. Это все, что он о ней знает.
«Маркхэмс» – предпоследний из четырех магазинов, куда я доставляю свои варенья и желе, и основное место их продажи, не считая заказов по интернету. Туристам, которые делают покупки в «Маркхэмсе», нравится, что все продукты здесь местного производства. Мне говорили, что многие из них берут сразу несколько моих баночек, чтобы отвезти домой в качестве сувениров. Бумажные крышки я обвязываю такой же бечевкой, какой пользуются мясники, и раскрашиваю их в соответствии с содержимым: красным, если это варенье из малины, пурпурным – если из бузины, голубым – если из черники, зеленым – если это желе из болотного рогоза и черники, желтым – если это джем из одуванчиков, розовым – если он из диких яблок и черемухи. В общем, понятно. Как по мне, этикетки – это глупо, но людям, похоже, нравится. А если уж вы стремитесь к чему-то похожему на более-менее пристойную жизнь в таком бедном районе, как Верхний полуостров, то приходится давать людям то, чего они хотят. Это не такая уж сложная наука.
Есть немало других «натуральных» продуктов, из которых я могла бы что-нибудь готовить, но пока остановилась на вареньях и желе. Любому бизнесу необходимо направление. Мой фирменный знак – это болотный рогоз, который я рисую на каждой этикетке. Уверена, я – единственный в мире человек, который делает желе из черники с корнем болотного рогоза. Но я не кладу его слишком много. Ровно столько, сколько нужно, чтобы оправдать наличие слов «болотный рогоз» в названии. В детстве побеги молодого рогоза были моим самым любимым лакомством. Я и сейчас их люблю. Каждую весну я забрасываю в багажник своего пикапа резиновые сапоги и плетеную корзину и устремляюсь на болото к югу от нашего дома. Стивен и девочки к этим побегам и не притрагиваются, но муж не возражает против того, чтобы я их ела и возилась с ними, сколько понадобится, чтобы их приготовить. Всего несколько минут в кипящей соленой воде – и рогоз превращается в превосходную закуску! Структура у него суховатая и мучнистая, поэтому я всегда ем его с маслом, хотя в детстве я, конечно же, масла даже не пробовала.
Чернику я собираю на лесных вырубках к югу от нашего дома. Некоторые годы бывают урожайнее остальных. Черника любит свет и тепло. Бывало, индейцы специально поджигали подлесок, чтобы повысить урожайность. Надо признать, для меня это искушение. Но я не единственный человек, который бродит по округе в черничный сезон, поэтому область близ старой лесовозной дороги обчищают очень быстро. Я часто схожу с проторенной тропинки и никогда не теряюсь. Однажды я забрела в такую глушь, что меня заметили и окликнули с вертолета ДПР[5]. После того как я убедила офицеров, что прекрасно знаю, где нахожусь и что делаю, они оставили меня в покое.
– Жарковато, да? – спрашивает Джейсон, наклоняясь ко мне и забирая одну из коробок, которые я прижимаю к плечу.
