Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра
В самой красивой юго-западной части парк пологим склоном сбегал к реке и далеко вдающимся клином врезался в излучину Дручи. Туда мы и направились с Хеленкой. Взявшись за руки — двое радующихся солнечному небу детей, — мы брели по старой, засыпанной листвой дороге. Ветви древних дубов простирались над нами, эхо далеко разносило их неспешную беседу.
Хеленка взяла меня под руку и, прислонясь головкой к моему плечу, задумчиво говорила:
— Как здесь чудесно, Юр, не правда ли? Все такое подлинное, торжественное…
— Душа векового леса, — бормотал я, жадно насыщаясь голубизной ее глаз. — Твой отец, Хеленка, наверное, очень любит природу.
— О да. Он боготворит природу как язычник. Часто целые дни бродит в самых отдаленных и глухих уголках и всякий раз приходит странно задумчивый, рассеянный, ничего не замечает вокруг.
— Лес действует как наркотик — можно и опьяниться его душой…
Мы примолкли, и некоторое время слышался лишь шорох листьев под нашими ногами. Хелена первая прервала молчание.
— Отец мой человек очень суеверный.
— Я не заметил ничего подобного.
— Он скрывает даже от нас. Кажется, я унаследовала его склонность.
— Ты, Хеленка?
— Как раз сегодня утром, до твоего прихода, я еще раз убедилась в этом.
— Расскажи мне подробнее.
— Разумеется. Мне просто необходимо поделиться с тобой даже самыми пустяковыми впечатлениями.
Я с благодарностью посмотрел на нее.
— Мы уже далеко зашли, я что-то устала, присядем здесь, на мху.
— Прекрасно! — согласился я, расстилая мягкий шотландский плед, который нес из дому, перекинув через плечо.
— Сегодня утром, за час до твоего прихода, я сидела одна на террасе, заканчивая утренний туалет. Вдруг на лестнице со стороны сада появилась нищенка — за подаянием. Взгляд старухи мне не понравился: в ее черных, страстных глазах таилось что-то злобное; на увядших бледных губах блуждала загадочная усмешка. Хотелось поскорее избавиться от нее; велев ей подождать на лестнице, я пошла за деньгами, да как назло не могла найти кошелек — оставила его вчера в непривычном месте. Наконец кошелек отыскался, и, отсчитав несколько монет, я вернулась и застала нищенку на террасе — она что-то собирала на полу около стула, где я только что сидела. Завидев меня, она поспешила сложить собранное в красный платок, завязала его узелком и злобно усмехнулась:
— Спасибо панне за труд и добрые пожелания. Я получила здесь нечто стократ ценнее золота. Adieu, красивая панна, adieu!… А впредь побыстрее убирай с полу ногти после утреннего маникюра, коль не желаешь, чтобы кое-что с твоих розовых пальчиков попало в чужие руки.
Злобно хихикнув, она сбежала по ступеням и скрылась за воротами.
— Странное происшествие. А денег старуха так и не взяла?
— Нет. Сдается, подаяние было лишь предлогом, чтобы попасть на террасу.
— Да… похоже.
— После ее ухода мне сделалось как-то холодно и страшно, до сих пор не могу совладать с собой.
— Хеленка, ты просто слишком впечатлительна! Лучше не думать о таких пустяках.
— Почему-то боюсь я этой старухи. Бабушка не раз твердила мне: срезанные волосы, ногти или выпавший зуб надо тотчас сжечь, иначе, того и гляди чужие враждебные руки воспользуются твоей небрежностью.
— Ха-ха-ха! Я тоже об этом слышал. Нельзя же доверять смешным суевериям, Хеленка. Совершенно не понимаю, зачем подобной ерунде ты придаешь такое значение.
— И все-таки старуха взяла что-то от меня. И знаешь, Юр, кажется, теперь между мной и колдуньей возникла невидимая тайная связь.
— Ты преувеличиваешь. Просто минутное настроение… явно преувеличиваешь незначительные и недостойные внимания вещи… Б-р-р… Здесь что-то холодно… Пойдем на солнце!
Хеленка облегченно вздохнула и подала мне руку.
— Ты прав. И всегда умеешь успокоить меня, Юр!
Я обнял ее, и так, обнявшись, мы на мгновение замерли… Вскоре лес поредел, и меж древесных стволов заблестело тихое дремотное озеро. По берегам, заросшим камышом, трепетали стайки синекрылых стрекоз, плескались водяные курочки, и весеннее небо будоражили их пронзительные крики. От большой воды подымались испарения и туманной вуалью затягивали сонную гладь. Плакучие березы в раздумье склонились над топью, будто поверяя глубинам печаль своих кос. Далеко от берега, где-то посередине озерной глади, вилась светлая ажурная лента течения — начинался отлив…
Мы сели в лодку, укрытую в золотистых ветвях ракитника. Отвязав цепь и упершись веслом в берег, я сильно оттолкнулся. Залепетала разбуженная от послеполуденной дремы вода, закружились воронки потревоженной илистой мути. Лодка, скрипнув бортами о колена рагоза, развела пелену ряски и выплыла на середину. Я правил к скалистому гранитному островку в южной части озера.
Странная загадка природы подобный островок. Откуда взялись здесь первобытные скалы? Все окрестности, привычно равнинные, никак не объясняли этой аномалии — серая, зубчатая, обрывистая, местами отвесная стена грозно высилась над верхушками самых высоких деревьев.
При нашем приближении из гнезд со скалистых уступов и выемок сорвались ласточки и, покружив в вышине, вернулись в свои укрытия. Мы объехали остров в поисках места для высадки. Крутые, обрывистые берега, наглухо обшитые кустами шиповника и ежевики, отовсюду преграждали всякий доступ. И только с южной стороны, там, где озеро внезапно и резко сужалось, чтобы через несколько метров ринуться вниз по склонам мощным водопадом в Дручь, за выступом скалы, удалось заметить небольшой удобный залив. Осторожно, близко придерживаясь берега, чтобы не подхватило течение, здесь уже сильное, я обогнул мыс и благополучно добрался до залива. Выбрал со дна лодки цепь и несколько раз накрепко обвязал ее вокруг ствола прибрежной карликовой сосны, и только теперь обратился к Хелене, молчаливо и рассеянно устремившей взгляд в быстрое течение:
— Выйдем на берег?
— Стоит ли? Не лучше ли посмотреть отсюда — с лодки вид великолепный!
— Разумеется, можно остаться и здесь, на подвижном помосте.
Я сел на носу, а она уютно устроилась на пледе, разостланном на дне лодки, и спиной прислонилась к моим коленям.
— Я люблю этот гул, Ежи.
И подняла ко мне голову.
— Хорошо тебе здесь?
Я склонился к ее милому личику.
— Как в сказочном сне, — ответила она, подставляя уста для поцелуя.
И снова лишь грохот мощного водопада: тихие, широко разлившиеся выше островка воды озера, внезапно схваченные в клещи берегов, через узкую скалистую горловину падали в реку. Отсюда, с островка виднелась лишь завеса брызг и пены, это бурлящая водная стремнина обдавала светлыми потоками вечно влажные ущелья. А там, внизу, где разбитая на струи вода протискивалась между пилонами черных — вечных стражей — подводных камней, в отступавших склонах ущелья виднелась голубая, уже спокойная, лента Дручи.
