Сьюзен Хилл - Туман в зеркале
Ветер дул мне в лицо, взбираться вверх по вересковой пустоши было трудно, но виды с вершины в солнечный день были великолепны, и такое ощущение бодрости вызывали во мне эти северные сельские просторы, которые я уже начинал любить, что настроение мое поднималось, пока я шел, слушая жалобное блеянье овец и крики птиц.
Во время этой прогулки в голове у меня сложился целый список вопросов. Прежде всего меня интересовало, относятся ли к Холлу какие-нибудь земли, или я мог бы приобрести немного земли в собственность, чтобы завести несколько овец, и чтобы было где пострелять, и ручей, в котором можно удить рыбу. Я видел дом, постепенно преобразующийся в уютное жилище джентльмена, не роскошное (да и в любом случае на роскошь у меня не было денег), но приветливое, с книгами, доброй собакой и садом, возвращенным к прежнему виду, место, где я мог бы принимать гостей. Возможно, где-то в подсознании у меня даже была мысль, что в один прекрасный день Киттискар станет домом, в который я мог бы привести жену, и тогда он будет действительно наполнен семейным счастьем и голосами детей.
Подобные сантименты не казались мне ни в малейшей степени глупыми, так воодушевили и наполнили меня энергией прогулка по верескам и мысли о моем наследстве.
Деревенская улица была столь же тиха и безлюдна, как прежде, и можно было бы подумать, что она оставлена и заброшена, если бы не дым, тоненькой струйкой поднимавшийся тут и там из труб домов. Но я не позволил, чтобы жуткая тишина и пустота испортили мне сейчас настроение, а в ближайшие недели я собирался пройти по нескольким тропинкам и постучать в некоторые двери.
Медленно проходя через тихий заброшенный сад в Холле, я понял, что уже начинаю испытывать к этому месту совсем другие чувства, я ощущал возрастающее возбуждение, в каждом уголке видел возможности и жаждал, чтобы он вновь возвратился к жизни. Стоя перед свинцовой статуей мальчика, казавшейся мне такой приветливой и знакомой, я весьма пылко поклялся, что буду работать, посвящая этому всю свою жизнь, чтобы вновь сделать Киттискар счастливым и процветающим местом, сколько бы это ни стоило. Никакого состояния здесь не было, как написала в своем письме моя родственница. Но, так или иначе, твердо решил я, деньги найдутся, я буду работать, и все получится. Прежде всего я должен был воодушевить окружающих, использовать здешних людей, заручиться их поддержкой, чтобы снова сделать Киттискар центром процветающей деревни.
Я задался вопросом, не может ли дом оказаться пустым, но горничная впустила меня сразу, стоило мне коснуться звонка, после чего тупо уставилась на меня и несколько секунд так и стояла, не отступая в сторону, чтобы позволить мне пройти. Я сказал:
— Извините, что я несколько поздно, но я пришел снова, просто чтобы осмотреть Холл. — И, заметив в ее взгляде настороженность и даже некоторую враждебность, поспешил добавить: — Разумеется, ничего сейчас не меняя и не нарушая, из уважения к моей родственнице.
— Вы не найдете ничего интересного. Это старое заброшенное место, и мисс Монмут последнее время была очень больна. Она ограничивалась одной частью дома.
— Да. Тем не менее я хотел бы посмотреть и начать составлять планы.
— Как пожелаете. Конечно, это ваше, и вы можете вынести то, что вам понравится.
— О, я не предполагаю ничего выносить, во всяком случае, надолго. Я оставлю всю обстановку и прочее как есть, пока здесь не освоюсь, а своих вещей, которые я мог бы принести, у меня немного. Ведь, думаю, вам известно, что я приехал после долгих лет, проведенных за границей, и не имел дома. У меня совсем небольшое имущество.
Она продолжала стоять, уставившись на меня, но теперь черты ее исказило выражение, близкое к ужасу, и когда она заговорила, голос ее прозвучал как шепот.
— Вы, конечно же, не собираетесь жить здесь, в Киттискаре?
— Почему же, разумеется, я собираюсь! Никакого другого дома у меня нет. Я ведь наследник, верно?
— Но вы не можете… конечно, вы не будете.
— Почему вы так говорите?
— Потому что… потому что вы — Монмут и мужчина.
В памяти у меня всплыла фраза из письма моей родственницы. «Сочувствую вам. Будучи женщиной, я не имела здесь никаких неприятностей». Внутри у меня все похолодело. Чем бы ни было то, о чем меня предупреждали и о чем предупреждают сейчас, это как-то связано с Киттискар-Холлом и с родом Монмутов по мужской линии. На мгновение мне захотелось выяснить это у нее тотчас же, услышать всю правду. Но я не стал спрашивать. Я пренебрег этим. Это было какое-то предание, древняя история, из тех, что часто сопутствуют старым домам. Какая-нибудь нелепица.
В тот день я обошел все комнаты Киттискар-Холла. В те, что были в задней части дома, светило солнце, и, когда я открыл ставни и раздвинул все тяжелые, мрачные шторы, комнаты затопило светом. Мебель была темной и довольно часто уродливой, из резного дуба, но несмотря на то что здесь было пыльно и всюду царила атмосфера забвения и заброшенности, я радовался, что упадок, как бы то ни было, зашел не слишком далеко, и был уверен, что смогу так или иначе жить в этом доме, стоит только все как следует проветрить. Я толкнул оконные рамы, но открыть удалось только одну или две. Тем не менее это позволило впустить немного свежего воздуха и предвечернего солнца.
У моей родственницы было очень мало личных вещей; ее одежда и постельное белье вместе с несколькими безделушками и книгами лежали в спальне, в которой я видел ее тело. Она не оставила по себе никаких иных следов; как если бы жила здесь как смотритель дома и не наложила на него своего отпечатка.
Я обошел все, от мансарды до сырого и темного подвала, прошел до конца каждый коридор, заглянул в каждый укромный уголок, в каждую щель, и нигде не испытывал ни малейшего страха или ужаса; я не видел призраков, не слышал странных звуков. Здесь было всего лишь уныло и угрюмо, мрачно и странно безжизненно. Ощущение того, что все здесь мне знакомо, потускнело. У меня не возникало новых, более отчетливых воспоминаний, и я мог только предположить, что бывал здесь мимолетно и в самом раннем детстве. Теперь я был точно уверен, что никогда здесь не жил. Но ощущение того, что в комнате в конце коридора сидит та наводящая ужас женщина, по-прежнему оставалось очень живым и ярким, и, проходя там, я невольно сжался и остро почувствовал рядом с собой присутствие кого-то, кому я крепко сжимал руку и за чьей юбкой прятался.
Наконец я вернулся в мансарду, желая еще раз полюбоваться на вересковые пустоши и задаваясь вопросом, смогу ли я хотя бы на первое время обосноваться в этом помещении. Я мог бы обставить эти пустые комнаты своими немногими простыми вещами, и здесь были свежий воздух и яркий свет, отсутствовавшие в остальной части Холла.
![Сьюзан Хилл - Женщина в черном [пьеса ужасов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)