Сьюзен Хилл - Туман в зеркале
О событиях двух последующих дней вряд ли интересно было бы рассказывать. От горничной я узнал, что предварительные приготовления относительно похорон уже сделаны — они должны были состояться в ближайшем небольшом городке после отпевания, — и я поспешно подтвердил все, не желая ни вмешиваться, ни предлагать никаких собственных альтернативных планов.
Я возвратился в гостиницу в Ро-Маклерби в тот же день. Там мне, похоже, нечего было делать, и я чувствовал себя странно выдохшимся и подавленным. Я унаследовал Киттискар, мое родовое имение. У меня были некие смутные детские воспоминания о посещении дома и о том, что я бывал в деревне и здешних местах, по-видимому, с некоей старой женщиной, которая присматривала за мной. Никто, казалось, меня не помнит и мной не интересуется, я не имел вообще никакой информации ни о моих родителях, ни о других близких родственниках и не знал ничего о том, что с ними произошло, и внезапно, лежа в полной апатии на гостиничной кровати, я почувствовал себя так, как если бы я в волнении следовал неким путем, преодолевая огромные трудности, вперед и вперед — для того лишь, чтобы наткнуться на глухую стену. Ничего.
«И это все?» — спросил я. Очевидно, это было все.
Похоже было, что все, что со мной случилось, все странные и страшные происшествия, все, что я видел и слышал, было результатом либо совпадения событий, никакого отношения ко мне не имеющих, с которыми я столкнулся лишь по чистой случайности, либо же следствием перевозбужденного, расстроенного воображения. Повышенная восприимчивость, вызванная болезнью, перенапряжением и новизной обстановки из-за переезда в другую страну, завершением старой привычной жизни и резким началом новой.
Я испытывал разочарование и, возможно, еще и некоторое облегчение. Все объяснялось совершенно обыденно — или не объяснялось никак; в моем прошлом не было тайны, мое будущее обещало быть тоскливым и однообразным. Да будет так.
Отпевание мисс Монмут проходило скромно, в опрятной, ухоженной маленькой церкви. Людей собралось чуть больше, чем я ожидал, и, заметив, что в церкви меня избегают, я прошел вперед и сел там в одиночестве, у могилы я тоже стоял отдельно от всех и ловил на себе бросаемые украдкой взгляды. Однако это вряд ли можно было счесть удивительным — в сплоченном, несколько изолированном сообществе я был вызывающим любопытство чужаком, к которому относились с настороженной любезностью и уважением как к главному скорбящему и единственному живому родственнику покойной.
Однако я обменялся несколькими дружескими словами с совершавшим обряд священником — старым удалившимся на покой каноником, который, как он сказал, последние несколько лет время от времени навещал мою родственницу.
— А теперь, — сказал я, — надеюсь, вы будете навещать меня. — Все остальные уже покинули кладбище, и мы стояли одни у кладбищенских ворот.
Он нахмурился, словно не понимая.
— Я наследник мисс Монмут — единственный оставшийся член семьи, во всяком случае, насколько мне известно. Я унаследовал Киттискар.
— Но я так понимаю, вы не будете там жить. Вы приехали из-за границы, и я…
— Да, но дни моих странствий и жизни на чужбине уже позади. Я возвратился в Англию с намерением обосноваться здесь задолго до того, как узнал о Киттискаре и моей связи с ним. Я чувствовал что-то, образы и воспоминания, они влекли меня обратно домой, и теперь домом должен стать Киттискар. Я поеду в Лондон, чтобы забрать мои пожитки и уладить несколько деловых вопросов, но затем вернусь и вступлю во владение Киттискар-Холлом.
По правде говоря, я и сам не знал, что у меня такие планы, и не принял решения, пока не услышал собственные слова. Но в тот момент я был убежден, что так оно и будет и что именно этого я хочу больше всего.
Мой собеседник выглядел смятенным, губы его шевелились, он избегал встречаться со мной взглядом, словно отчаянно пытался набраться мужества что-то сказать и разрывался между желанием сделать это и беспокойством, которое явно испытывал по этому поводу.
— Тут что-то не так? — спросил я.
— Я… нет-нет. Это…
— Продолжайте.
— Э-э… о, обдумайте это как следует, мистер Монмут, обдумайте это как можно более тщательно, призываю вас. Жизнь здесь уединенная… и для вас непривычная… Киттискар — возможно, не место для человека в расцвете лет, одинокого, ни с кем не знакомого… конечно, Лондон и другие интересы призовут вас, привлекут вас сильнее… — бормотал он, теребя пальцами край своего стихаря, развевающегося на ветру.
Я задрожал и поднял воротник пальто.
— Нет, — смело сказал я, выходя в ворота. — Лондон не вызывает у меня ни малейшего интереса. Я не бизнесмен. Я вернулся домой, и здесь я останусь. — Я протянул ему руку. Мое пожатие было твердым. Его — нет, рука его нерешительно дрожала в моей. Я посмотрел на него и прочитал в его старческих глазах доброту — доброту и огромное беспокойство за меня. И страх. Но он ничего не сказал, только подошел вместе со мной к обочине дороги и смотрел, как я ухожу, а потом вернулся в церковь.
На углу я оглянулся. С вересковых пустошей дул на редкость холодный ветер, раскачивая ветви кладбищенских тисов. Под ними, глядя мимо меня на холмик свежей земли над могилой моей родственницы, стоял мальчик, оборванный, бледный, худенький и такой же явный, реальный, видимый для меня, каким он был всегда.
Я отвернулся прежде, чем он успел оглянуться и на меня посмотреть, и, ускорив шаг, поспешил прочь.
16
Я предположил, что присутствовавшие на похоронах просто разбрелись по своим домам. Если они и собрались где-то на поминки, меня туда не позвали.
Я вернулся в гостиницу, съел немного холодного мяса и хлеба на ленч вместе с посетителями из местных, прочитал газету, написал несколько писем, в том числе и Куинсбриджам, где подробно изложил все случившееся и излил многие из моих потаенных чувств. И правда, я с тоской думал обо всем — о Пайре и об их обществе, о времени, что я там провел, и даже о моих комнатах в доме номер 7 по Прикеттс-Грин. Здесь я чувствовал себя одиноким и чужим, и если я сожалел о том, что сказал приходскому священнику о моем вступлении в наследование Киттискар-Холлом, то не потому, что на меня повлияло его нескрываемое беспокойство, и, конечно, не из-за очередного появления мальчика, но просто из-за гнетущего чувства разочарования, которое охватило меня сейчас.
В конце концов, вскоре после трех пополудни, я решил снова подняться в Киттискар, осмотреть Холл и начать привыкать к нему, строить планы и посмотреть, смогу ли я чувствовать себя там как дома.