Джим Батчер - Холодные деньки
Это было плохо. Но ещё хуже было то, что я привык к этому. В результате я лишь слегка запнулся.
— …нааглоши пытался войти. И, похоже, они ему не особо понравились.
—Твою ж мать, ну ещё бы, — нервно ответил Боб. — Гм, Гарри… Я понятия не имею, что это.
Я хмуро покосился на него:
— Э… Что?
— Я не знаю, — повторил он. В его голосе прозвучало искреннее удивление:
— Гарри, я не знаю, что это за символы.
Магия, как и множество других дисциплин, которые человечество начало недавно развивать, имеет свою историческую терминологию. Заниматься магией — это способ познания Вселенной и её законов. Этого можно достичь с помощью множества способов, применяя множество теорий и научных гипотез. Можно прийти к сути посредством множества теоретических выкладок и умозаключений, некоторые из которых являются авангардом высшей математики. Не существует правильного или неправильного пути понимания Вселенной, есть только различные пути, некоторые более, а некоторые менее удобные для достижения цели. Постоянно открываются всё новые и новые перспективы развития идей, теорий и решений, поскольку благодаря множеству блестящих умов Искусство постоянно развивается и совершенствуется.
Но из этого следует, что стоит вам изучить один из путей, вы обретёте ясное понимание того, что возможно, а что — нет. Неважно, сколько одёжек многословия вы оденете на ваши формулы, два плюс два не будет равно пяти (За исключением очень, очень редких, чрезвычайно ограниченных и очень маловероятных обстоятельств). Магия — это не то, что заставляет что-либо произойти, это не фокус. Это законы взаимодействия, структура и пределы — и главной причиной создания Боба было то, что нужен был инструмент для очерчивания, изучения и исследования этих пределов.
У меня не хватит пальцев рук, чтобы пересчитать все случаи, когда Боб был безукоризненным всезнайкой. Он всегда был в теме. Череп столетиями работал на волшебников. Он нахватался знаний из всех сфер.
— Что? Ты серьёзно? Ничего? — удивился я.
— Они мощные, — сказал он. — Могу даже сказать, что очень мощные. Но также и сложные. Думаю, Молли в её самый лучший день не подойдёт даже близко к подобному сумасшедшему уровню мастерства. Ты на пике своей мощи не сможешь одолеть магию самого маленького из близлежащих камней. И это только первый слой. Думаю, их много. Возможно, оченьмного. Ну, например, сотни.
— В каждом камне?
— Ага.
— Это… Этого не… Никто не может запихать так много магии в столь маленькое пространство, — запротестовал я.
— Ну, положим, я не могу, — ответил Боб. — И ты тоже не можешь. Но, гм. Кому-то на это наплевать.
— Как они это сделали?
— Если бы я знал как, это бы не казалось невозможным, — сказал Боб с резкостью в голосе. — Но я могу сказать тебе вот что: это предшествует тому чародейству, которое мы знаем.
Я собирался сказать: «Что?» но, похоже, уже и так слишком часто это повторял. Так что, вместо этого я просто отпил кофе и недоумевающе нахмурился.
— Эта работа, действующие заклинания на камнях, восходит к временам, предшествующим Белому Совету. Я сведущ в теории и практике Искусства со времён Золотого Века Греции. Всё это, чем бы оно ни было — намного старше.
— Невозможно наложить заклинания на столь долгий срок, — пробормотал я. — Это попросту невозможно.
— Как и многое происходящее вокруг, — ответил Боб. — Гарри… ты… мы здесь говорим о совершенно другом уровне. И я даже не догадывался, что он существует. Ты хотя бы примерно понимаешь, что это может означать? Хотя бы в общих чертах?
Я медленно покачал головой.
— Ну, по крайней мере, ты достаточно разумен, чтобы понять это, — сказал Боб. — Хм, что ж. Ты слышал бородатую историю о том, что достаточно развитая наука может быть принята за магию?
— Да, — ответил я.
— Ну, я попробую сейчас применить такое же сравнение. Будучи чародеем, ты достаточно хорош в изготовлении деревянных посохов и каменных колёс. Таким образом, эти заклинания — как двигатель внутреннего сгорания. Тебе знакомы математические принципы, используемые здесь, — ими ты пользуешься на своих метафорический счётах, наверное.
Я сделал очень медленный и долгий выдох.
Адские колокола.
Я внезапно почувствовал себя очень молодым и чрезвычайно высокомерным, но не слишком понятливым. В смысле, когда я в первый раз собирался слиться с островом, я догадывался, что лезу в неизведанные глубины, но полагал, что это будет, по крайней мере, тот же самый чёртов океан. Вместо этого я оказался…
Вероятно, я оказался в неизведанном космосе?
И что оказалось самой лучшей частью разговора? Что собой представляют эти заклинания, загнавшие в угол один из самых передовых исследовательских инструментов, известных чародейству, и поставившие в тупик коллекцию веками копившихся знаний? Это всего-навсего разрушенная часть острова.
Что же, чёрт побери, я найду в работающей части?
Секунду назад я был один в разрушенном здании, а теперь появилось нечто, заполняющее коридор и смотрящее на меня сквозь пустое пространство, в котором должна была находиться крыша. Это была высоченная, порядка двенадцати футов в высоту, отдалённо напоминающая человека фигура, полностью закутанная в нечто, похожее на тяжёлый плащ. Два зелёных огонька пылали в темноте капюшона. Она просто стояла, неестественно неподвижная, пялясь на меня, пока холодный ночной ветерок, дующий с озера, развевал полы плаща.
Предел Демона. Явление духа озера.
— Опа, — сказал я. — Привет.
Взгляд пылающих глаз переместился с меня на Боба, оставшегося на столе. Затем Предел Демона сделал то, чего никогда не делал раньше.
Он заговорил.
Вслух.
Его голос был как грохот огромных камней, падающих одновременно, как летний гром, прокатывающийся до горизонта. Он был оглушающим, не просто громким — это не соответствовало бы происходящему. Он грохотал отовсюду, одновременно. Поверхность моего недопитого кофе гудела и вибрировала от всепроникающего звука:
— И ТЕБЕ.
— Мип, — пискнул Боб, и свет в глазницах черепа исчез.
Я моргал не переставая:
— Ты… теперь ты разговариваешь?
— НЕОБХОДИМОСТЬ.
— Понятно, — сказал я. — Ну. Так… у тебя, наверное, возникли какие-то проблемы?
— ПРОБЛЕМА, — сказал он. — ДА.
— Я пришёл помочь, — сказал я, чувствуя себя чертовски неловким. — Хм. А это хоть возможно?
— ВОЗМОЖНО, — раздалось в ответ. Затем гигантская фигура повернулась и двинулась медленным шагом. Земля не просто дрожала от его веса, но и слегка колебалась, как при землетрясении, от столь явного и сокрушительного проявления древнего духа.
