Ксандр Лайсе - Моя любимая сказка
— Где она?! — надрывался голос в трубке. — Что с ней?!
Я оглянулся на Ярославу. Она молча осуждала меня взглядом. Но это только подстегнуло меня.
— Она вышла. Пошла в собес, — я подмигнул Яре. Она покачала головой и опустила взгляд.
— Сколько можно! Прописалась она в своём собесе?! А ты-то что к телефону не подходишь?! — вдруг налетел на меня голос. — Слышал, небось, что звонят?! Три дня! С утра до вечера звоню! Хамло! — от такого неожиданного перехода на мою личность, я оторопел.
— А вы по какому вопросу? — выговорил, наконец, я. В трубке на некоторое время воцарилось молчание. Затем голос возник снова, став значительно вежливей.
— Это Татьяна Витальевна. По поводу повторного приёма.
— Понятно, — я сделал паузу, будто записываю. — По какому вопросу приём?
— А твоё какое дело?! — снова взорвался голос. — Скажи, что Татьяна Витальевна звонила, и всё!
— Знаете, Клавдия Васильевна просила обязательно узнавать и записывать, по какому вопросу… — я заговорщицки понизил голос. — У неё в последнее время с памятью плохо. Возраст… Уже случаи были — забывала, кто прийти должен…
— С памятью? Жаль. Такой специалист… Совсем худо с памятью? — безо всякого сочувствия произнёс голос.
— Ну… — неопределённо протянул я. — Так по какому вопросу?
— Приворот, — неохотно признался голос. — Повторный приём.
— Понятно, — деловито ответил я.
— А она всё ещё… как у неё теперь… получается?
— Ну, пока никто не жаловался, — я почти не соврал: жаловался мне кто?
— Мне не хотелось бы… обращаться к кому-то чужому… коней на переправе не меняют… — в голосе скользнули интимные нотки — всё-таки уже… почти пять лет… а таких, как Клавдия Васильевна сейчас — днём с огнём…
— Не переживайте. Я вас записал.
— Хорошо. Пока.
* * *— Что ты натворил?! — Яра сидела на верхней ступеньке лестницы. Она плакала. — Зачем ты взял трубку?! Теперь старуха узнает, что мы у неё были!
Я не понимал, как её успокоить.
Глава 14
Чашки и оба чайника я перетащил в комнату. Так было проще.
Ярослава забралась на диван и сидела, обхватив колени руками. Пока я заваривал чай, она, не проронив ни слова, следила за всеми моими манипуляциями невидящими глазами. Она молчала с той минуты, когда я поднял её на руки и стал спускаться по лестнице в старухином подъезде. Я не знал, что ей сказать. Поэтому её молчание стало выходом для нас обоих. Молчала она и на обратном пути. Только возле своей двери, в ответ на мой вопросительный взгляд, отрицательно покачала головой.
Что я могу ей сказать? Что старуха не узнает? Это будет неправдой. Что, узнав, старуха не станет с нами связываться? Тем более. Извиниться? Но я не чувствую себя виноватым. Правда, мне не по себе от мысли, что я, фактически, бросил вызов кому-то, чьи силы и возможности я не в состоянии оценить. Но я обещал помочь… Рано или поздно что-то подобное наверняка бы случилось.
Я протянул Яре чашку и сел на пол у её ног.
— Мишкин… — она вздохнула и погладила меня по голове. — Что теперь делать? Она ведь наверняка догадается… И тогда… Зачем тебе понадобилось снимать трубку?
Действительно, зачем? Прилив наглости по случаю распада адреналина?
— Ну, по крайней мере, мы знаем, как её зовут… И точно знаем, что она — ведьма.
— И что? Узнали — и что? — Яра говорила тихим, ровным голосом обречённого. — Что это меняет?
Что это меняет? Ничего.
— Между прочим, раз она настоящая ведьма — так и так узнала бы, кто приходил. Как в анекдоте, знаешь? Проверка ясновидящего на вшивость: надо позвонить ему в дверь. Если спросит «Кто там?» — значит липовый, — Ярослава даже не улыбнулась. — Кстати! По поводу догадок. Ты думаешь, когда она увидит это своё пельменное сусло в коридоре, она не поймёт, что кто-то приходил?
— Это могла быть я.
— Или эти, на курьих ножках… Навьи.
— Что?
— Духов умерших на Руси называли «навьи». Сейчас вдруг вспомнил.
— А.
— Могли же они?
— И по телефону тоже они разговаривали?
Мы замолчали. Я поднялся и отошёл к окну. Возразить на это было нечего. Да и незачем было возражать. Я с очевидностью понял: Яра права. Она не может не узнать. Возможно, уже знает. И тогда… Что будет тогда? Вряд ли она, как раньше, явится с увещеваниями. Почему-то представилось, как я отбиваюсь от огромного мёртвого петуха. Его синюшно-багровая лишённая перьев кожа холодна, как лёд. Он открывает клюв…
Внутри ёкнуло. Яра, по-прежнему глядя в одну точку, сидела на диване. Я подошёл и присел рядом.
— Можно я спрошу одну вещь? Если не хочешь — не отвечай.
Она кивнула.
— Ты, когда рассказывала о себе… Ты говорила… называла имя — Глеб. У вас с ним… — я смешался. — Что у вас было?
— Это… — впервые мне довелось увидеть, как Ярослава краснеет. Краска залила её лицо мгновенно.
— Если не хочешь об этом говорить — не надо. Ты же не…
— Знаешь, — когда наши взгляды встретились, её глаза были такими же, как всегда. — Мне сейчас кажется, будто всё, что было тогда — было не со мной, а… в фильме каком-то, что ли? Или приснилось. Глеб… Тогда мне казалось — любовь. Такая вот спокойная, ровная. Продолжение дружбы. А сейчас поняла — привычка. Просто люди привыкли друг к другу. Мишкин! — Яра положила руки мне на плечи. — Я и понятия не имела, что такое любовь, на самом деле! Это же не когда ты хочешь быть с кем-то, а когда без него не можешь! — она сделала шутливо-строгое лицо. — Ты единственный, кого я люблю! Понял?
* * *— Миш! — Ярослава уклонилась от поцелуя и посмотрела мне в глаза. — Как же нам всё-таки быть, а?
В комнате уже было темновато. Думать мне не хотелось. Тем более — об этом. Тем более — сейчас, когда нас разделяет только одежда.
— Ну хочешь — поищем кого-нибудь по фамилии Раскольников? — я попытался вернуться к прерванному занятию.
— Мишкин, я серьёзно! Я не понимаю, что она со мной делает! Зачем я вообще ей понадобилась?!
— Ну откуда я знаю? Может, она просто умереть спокойно хочет?
— Перестань!
— Да нет, я серьёзно! Ты знаешь, что колдун не может упокоиться, пока не передаст свой дар преемнику? Вот она и старается: подобрала подходящего кандидата… Обеспечила условия.
— Ты шутишь?
— Нет, ты сама посуди. Никуда тебя не отпускает, так? Деньги на житьё подбросила. А ведь она за такую сумму могла бы тебя по судам затаскать, ну или проклятие какое наложить. Однако ж — нет. Дальше. Ты сама говорила: приходила в себя во время всяких занятий. Что, если это — уроки мастерства, так сказать, записывавшиеся прямо в подсознание? И меня она гоняет совершенно правильно: семейная жизнь колдунам не очень-то показана. Особенно — во время учёбы. Ну и плюс ко всему этому — внешний вид самой бабки. Ты-то её не видела, а я, вот, удостоился. Честно скажу: заждались её там, ох, как заждались!
