Страшные истории для бессонной ночи (сборник) - Вдовин Андрей
Настала пора возвращаться в поместье. Деревенские и так недоумевали, почему лорд остановился в этой пустующей старой развалине, где никто не жил уже сотню лет. Неразговорчивый кучер не стал их разубеждать, пусть новая хозяйка сама объявит о приезде, когда пожелает.
Джон покряхтел, запряг отдохнувших лошадей и пустился в путь. Дорогу развезло, но молодой лорд наверняка не станет слушать оправдания. Грязь всасывала мощные копыта лошадей, колеса кареты вязли, но Джон упрямо тащился к поместью.
Издали он заметил необычайно шумную стаю воронья, пронзительно галдящую на всю округу. Птицы летали вокруг обветшалой крыши дома, в котором не было ни единого признака жизни. Старые стены при свете дня казались еще более суровыми, а многочисленные оконные стекла затянулись пылью настолько, что через них не мог пробиться ни один огонек.
Странное предчувствие охватило душу.
Кучер остановил лошадей перед подъездной дорожкой и сломя голову ринулся к двери. На стук никто не ответил. Джон откашлялся, заглушая беспокойство за мальчишку — внутри было слишком тихо. «Пошли прогуляться в саду!» — подумал он. Старый кучер не упустил из виду выражение лица, с которым его юный господин смотрел на красавицу-хозяйку. Дело молодое, видать, загулялись, но не воротились еще.
Джон вернулся на козлы и обождал. Время тянулось бесконечно медленно, пустой живот урчал, лошадки нервничали. Он мог бы рассиживаться часами, таков его удел, вот только больная мать лорда вечностью не располагала. Это обстоятельство заставило Джона отправиться на поиски в сад.
Он шел медленно, в лицо то и дело били надоедливые ветви. Наконец перед глазами оказалась поляна. Подслеповатый взгляд кучера не смог уловить причину странного перезвона, раздражавшего слух всю дорогу. Джон подошел к толстому дереву и обомлел.
На крючковатых ветвях висели… кости. Но было здесь нечто, что напугало его гораздо больше, — скрытая от глаз мощным стволом глубокая могила в размытой дождями земле. В могиле лежал мертвенно-бледный Александр, прижимающий к себе разложившийся скелет в алом платье.
Сердце старика кольнуло с ужасающей силой. Он схватился за грудь, грузно рухнул на колени и с последним вздохом навеки забрал с собой воспоминание о красивой женщине, предложившей измученному лорду Карлайлу прибежище в один непогожий день.
Густой туман, подгоняемый крыльями птиц, окутал поместье, в оглушительной тишине раздавалось лишь хлопанье крыльев да редкие гортанные выкрики ленивых птиц, скрывающих от людей вековые секреты.
Многолетнее проклятие свершилось.
Осталось лишь вечное забытье.
Вечный безмолвный покой.
Дмитрий Морфеев. Пока смерть не разлучит нас
В девятнадцать Ида вышла замуж по расчету. Она пошла на это с покорным смирением, чтобы спасти свою семью с многочисленными младшими братьями и сестрами от разорения.
Своего мужа Грегори Монтегю она почти не знала: до венчания они виделись в присутствии ее родни от силы три раза и едва ли перекинулись друг с другом несколькими словами. Ему было около тридцати двух, он унаследовал все внушительное семейное состояние, а еще слыл эстетом, знатоком искусства и вел весьма уединенный, почти отшельнический образ жизни. Вот такой характеристикой, сотканной из досужих россказней, пришлось довольствоваться Иде, связывая свою жизнь с незнакомцем.
Сразу после свадьбы они, провожаемые шумной оравой гостей, сели в экипаж и отправились в вотчину семейства Монтегю — далекое поместье Алмонд-хаус.
Они провели в дороге весь день, делая короткие остановки. Грегори был с Идой вежлив и внимателен, время от времени спрашивая, не устала ли она и не нужно ли ей чего-нибудь. Ида отвечала учтиво, но вместе с тем робко и кратко. Иногда они по очереди предпринимали попытки завязать разговор, но не преуспевали. Поэтому большую часть пути они, сидя друг напротив друга, неловко молчали, невольно отводя взгляды в окна, за которыми проплывали живописные пейзажи. Сперва это были в основном безлюдные вересковые пустоши, но затем стали появляться перелески и рощицы. Лес все густел и густел, пока не превратился в дикую глухую чащобу.
Грегори казался Иде слишком зрелым. Он был хмур, угрюм и мрачен, но иногда его лицо вдруг озарялось, и тогда на нем отчетливее проступали приятные черты: темные выразительные глаза, острые скулы, красивые губы и волевой подбородок. Пусть Грегори не был лишен привлекательности, Ида содрогалась от мысли, что ей придется провести с ним всю оставшуюся жизнь и делить с ним ложе. Кажется, еще вчера она играла в куклы и салки и спала в тесной детской вместе со всеми. А сегодня ее нарядили в подвенечное платье и вынудили изображать взрослую даму. Ида ощущала себя притворщицей и самозванкой, совершенно не готовой к семейной жизни и возлагаемой на нее роли хозяйки большого дома. Она стыдилась своей неопытности и ужасно боялась оконфузиться.
— Я слышала, Алмонд-хаус особенно прекрасен в это время года, — нерешительно заговорила Ида, припомнив какие-то невнятные, расплывчатые комментарии окружающих о поместье Монтегю.
Стояло позднее лето. Пора урожая. Время на границе увядания.
— Пожалуй, — задумчиво отозвался Грегори. — Хотя полагаю, что в любой сезон природа прекрасна по-своему. Поместье укрыто в местах заповедных, практически диких, однако в этом есть свое очарование. Уверен, вам понравятся наши сады. Они лишены всякой нарочитой искусственности, в отличие от французских с их вычурностью и идеальной симметрией… Долгое время в оранжерее выращивали миндаль, отчасти чтобы оправдать название поместья [22], да и просто для красоты, пока однажды… — Он вдруг осекся и помрачнел сильнее обычного. А затем удрученно выглянул в окно и спросил с плохо скрываемой тревогой в голосе: — Может, нам повернуть назад?..
Ида непонимающе уставилась на него. Заметив ее взгляд, Грегори тяжело вздохнул и пробормотал:
— Нет, конечно нет… Это невозможно… Alea iacta est [23].
Сказав это, он погрузился в тягостные раздумья. Ида терялась в догадках, о чем же муж размышляет и к чему были сказаны эти слова, но не посмела нарушить молчание.
До дома они добрались глубокой ночью.
Грегори первым выбрался из экипажа и подал ей руку. Спускаясь, Ида посмотрела мужу в лицо, надеясь поймать его взгляд и поблагодарить легким кивком, но Грегори, увы, даже не взглянул на нее. Казалось, он все еще пребывал во власти тяжелых мыслей и оттого печально смотрел в никуда.
На свежем воздухе Иду пробрала мелкая дрожь то ли от холода, то ли от переживаний, которые она держала в себе всю дорогу. Во мраке ночи Ида увидела зловещие очертания фасада дома-великана. На втором этаже горели огоньки свечей в двух окнах-глазах. А на первом уже распахнулась огромная сияющая дверь-пасть, готовая в любой момент поглотить прибывших.
Причудливый вид заворожил Иду. Она все глядела и глядела то на дверь, то на окна, не в силах сдвинуться с места. Внезапно в одном окне показалась чья-то фигура в светлых одеждах и тут же исчезла. Все случилось за считаные мгновения, но Ида отчего-то решила, что то была девушка в свадебном платье. Но откуда здесь взяться другой невесте?..
— Аделаида! — окликнул ее Грегори. Он уже стоял у порога.
Ида вздрогнула и поспешила вслед за мужем.
Внутри дома царил торжественный полумрак, пахло деревом и душистой смесью цветочных ароматов, среди которых угадывались сладковатый запах розы, пряные нотки флокса и тонкое благоухание дельфиниума.
Проводив Иду в ее покои, Грегори вручил ей свечу, пожелал доброй ночи и растворился во тьме коридора. Оставшись в одиночестве, Ида вздохнула с облегчением и огляделась. Вся комната была заставлена пышными букетами в роскошных вазах, и оттого цветочное благоухание ощущалось здесь сильнее, чем во всем доме. С одной стороны, Иде польстило такое внимание, но с другой — она сожалела, что все эти цветы сорвали лишь затем, чтобы доставить ей удовольствие, ведь век срезанных растений так короток. Куда больше Иде понравились бы цветы в горшочках, за которыми она смогла бы ухаживать. Уж они бы радовали ее намного дольше…