Юрий Кургузов - Кольцо Изокарона
Я похолодел.
— А они… действительно неминуемо должны были погибнуть?
— Разумеется. Эта пара была обречена — и не зависимо от ваших героических бдений на дереве возле мельницы.
— Но п о ч е м у они были обречены? — почти выкрикнул я. — П о ч е м у неминуемо должны были погибнуть?.. Нет-нет, я не из жалости, я просто пытаюсь понять. Да, они были оборотнями, но ведь, в конце-то-концов, не одни же они!
— Не одни, — жестко согласился колдун. — Даже грандиозная прошлогодняя чистка не вымела всю эту падаль из здешних краев. Кто-то отсутствовал, кто-то был болен, кто-то по иным причинам не смог явиться тогда на зов Моргенштерна и Карла к Каменной Пустоши…
— И они до сих пор живы? — перебил я.
— Да, сударь, они до сих пор живы. Но они тоже умрут, обязательно умрут — как только придет их час, может даже и завтра. Если, конечно, наше сегодняшнее предприятие будет успешным.
Я покачал головой:
— И все равно непонятно, почему этих иностранцев потребовалось убивать до срока.
Колдун прищурился:
— Что значит "до срока", сударь? И потом, разве вы еще не уразумели, что Лилит и Лугар были разведчиками? А может, и не только разведчиками.
— Как это? — озадаченно проговорил я.
— А так. Они первыми под видом бедных эмигрантов заявились в эти края, и именно тогда всё и началось.
Я снова сел на топчан, потому что ноги сделались тяжелыми.
— Что — всё?!
— Убийства людей, участвовавших в битве у Каменной Пустоши.
— Но разве их убивал не Зверь?.. — прошептал внезапно осипшим голосом я.
Колдун больше не улыбался и не щурился.
— Не исключено, не исключено… Однако при тщательном анализе кровавых событий последних месяцев я пришел к занятной мысли, что в смерти крестьян, садовника, гайдуков покойного графа, да и возможно, его самого, повинен кто-то другой. И только потом, когда, так сказать, черновая работа была в основном уже выполнена, на сцене появился наконец главный герой — Черный Зверь…
И вот тут в голове моей что-то забрезжило.
— Постойте-постойте… — забормотал я. — В одной из книг графа — той, которую он читал незадолго до смерти, — были описаны подобные случаи. И появление на Земле Зверя происходило неоднократно, в самых разных странах и в самые разные времена, после того, как до этого кто-нибудь расправлялся с ведьмами, вампирами или оборотнями. И это было как месть, как наказание!
— Вот именно, — согласился колдун. — А еще…
— Нет-нет, подождите! Что-то очень важное… Вспомнил! Там говорилось, что облик Зверя принимал, как правило, кто-нибудь из своих, из местных жителей… Господи, да вы что, не слышите?!
— Слышу, — рассеянно кивнул он. — Не кричите, я не глухой.
— Но если так… — Я принялся усиленно чесать затылок и ойкнул от боли, наткнувшись на шишку. — Простите, господа, но если так, то возможно… — И осекся, поймав на себе недружелюбный взгляд Яна и — растерянный — М.
А Горный Учитель вдруг резко встал.
— В этом мире все возможно, сударь, — сухо произнес он. — Однако дедукцией займемся в более спокойное время, потому что теперь нам действительно пора отправляться в замок.
Ян и М. тоже встали.
Ну что ж, делать нечего. Но пара колючих мыслишек все равно не давала покоя, и я…
— Слушайте, — упрямо сказал я. — А кто же тогда убил кузнеца? Лугар?
Колдун чуть помедлил.
— Лугар?.. Да, думаю, что Лугар, и скорее всего — в своем нормальном, человеческом обличье. Ну, сударь, теперь всё?
Я замотал головой:
— Последний вопрос. Вы можете хотя бы немного утешить меня насчет мадемуазель Каролины?
Наконец-то он опять улыбнулся.
— Смотря что подразумевать под словом "утешить".
Я махнул рукой:
— Да ладно вам! Мне хочется знать: ее странное поведение в отношении моей персоны — это… ну… обычный ее стиль или же… — И сконфуженно умолк.
Горный Учитель все еще улыбался.
— Знаете, сударь, хотя в подобных случаях и говорят, что лучший советчик — сердце, я, так и быть, принимая во внимание неординарность ситуации, поведаю вам следующее: ни в коем разе не вмешиваясь в основные помыслы и инстинкты многоуважаемой госпожи Каролины, я все же чуть-чуть постарался сделать так, чтобы она сначала вас приютила (ну действительно, не на улице же ночевать!), а потом, когда того потребовали обстоятельства и интересы нашего предприятия, — выкинула из Волчьего замка к чертовой матери.
— Ага, — ухмыльнулся я. — Мне, значит, таких слов говорить нельзя, а вам, значит, можно?
Он тоже ухмыльнулся:
— Ага. Мне можно. Потому что, когда их произношу я, они остаются, как правило, без последствий.
— Понятно, — сказал я. — Еще бы. Ну и, ваше святейшество, на дорожку, насчет т о й с а м о й ночи?
Его черная бровь изогнулась недоуменной дугой:
— Понятия не имею, сударь, какую ночь и в каком контексте вы имеете в виду.
Гм, так я и поверил…
Глава XXII
Не стану говорить, что ожидал, будто la petite* Каролина при виде вашего покорного слуги вцепится мне в волосы, однако и того, что взгляд ее будет столь приветлив и даже лучист, признаюсь, не ожидал тоже. А ведь именно так, разрази меня Зевс, и было. Но впрочем, обо всем по-порядку.
Когда мы выбрались из подземелья, у меня на миг даже перехватило дыхание — настолько все вокруг казалось диким, мрачным и чужим. Нет, я, разумеется, не рассчитывал, что нечистый ночной лес встретит меня нежными звуками райских арф и флейт, однако то, что предстало перед нами сейчас, казалось просто враждебным.
Во-первых, кусты и деревья. Как черные скелеты, остовы и зловеще-костистые громады, они обступали нас со всех сторон и вовсе не собирались расступаться, чтобы дать нам вырваться из этого гнусного ботанического плена. И хотя разумом я прекрасно понимал, что сие — чушь, лишь плод обостренного воображения и что где-то вон там, левее, метрах в ста пятидесяти отсюда, начинается просека, которая ведет к дороге, и к деревне, и к замку, а если двигаться в противоположном направлении, — то к железнодорожной станции, — сердце все равно тревожно сжималось.
Не поднимали настроения и прочие атрибуы сего веселенького местечка — все эти монолиты и мегалиты, дольмены и менгиры, алтари и жертвенники, поросшие вдобавок буйной неприглядной растительностью вполне в духе самых мрачных пейзажей маэстро Сальватора Розы.
И главное, главное — небо.
Небо и… о н а… Луна. Луна, которая словно окидывала сейчас своим круглым белесым оком все под собой. Все, что не успело или не могло скрыться от ее равнодушно-беспощадного взора в эту проклятую ночь.
