Юрий Кургузов - Кольцо Изокарона
— А только бьете палкой по голове, — напомнил он. — И весьма больно.
— То была не палка, — проворчал я, — а ваш факел.
— Все равно больно, — развел он руками с револьверами, и это меня рассердило.
— Послушайте-ка, — процедил я. — Или спрячьте от греха эти пушки, или я вообще больше не буду ни о чем говорить. Хотите — вяжите, хотите — стреляйте, но учтите: и то и другое выйдет вам боком — и очень скоро!
— Да-а? — удивился он.
— Да! — рявкнул я. — И эта гадина вам не поможет!
Он укоризненно поморщился:
— Фу, как не стыдно! Назвать гадиной такого великолепного пса!
Я презрительно сплюнул.
— Если это — "великолепный пес", то я — Аполлон Бельведерский!
(А восток-то алел…)
— Ну ладно… — Он запихнул оружие в карманы, и я вздохнул свободнее. Хамить невооруженному человеку — это одно, а хамить вооруженному — сами понимаете, совсем другое. Правда, оставалась, конечно, еще эта стакилограммовая скотина, да и руку в карман он мог сунуть в любую секунду.
— Итак, — потрогал он синяк. — Что вы здесь делаете?
Однако я уже снова был малый не промах.
— А вы?
Его щека дернулась.
— Это не разговор!
Но и моя щека дернулась.
— А кто сказал, что это разговор? Терпеть не могу насилия, и ежели хотите чего-нибудь от меня добиться, то мы оба должны проявить разумную откровенность. Меня, кстати, тоже оч-чень интересует, что делаете здесь вы.
Он снова пощупал фиолетовый фонарь под глазом:
— Нет, видимо, вас все-таки придется связать.
Убедившись, что немедленная расправа не грозит, я стал более покладистым: осторожно погладил шишку на затылке и кротко кивнул:
— Ладно, вяжите, хотя признаюсь, странно наблюдать уголовные замашки у человека, который на первый взгляд производит впечатление порядочного и даже едва ли не интеллигентного. А впрочем, первое впечатление всегда обманчиво. Ладно, валяйте вяжите!
Он обиделся:
— "Обманчиво"? Вы, может, тоже чего-то там производите, но ваши… ваши…
Я горько посопел носом.
— Побейте самого интеллигентного человека в мире с полчаса головой об стену, а потом натравите на него чудище из снов морфиниста — и что от этого самого интеллигентного останется? Полагаю, то, что вы видите сейчас перед собой.
Он огрызнулся:
— От скромности не умрете.
Я холодно возразил:
— Вы тоже. Даже не покраснели, когда я назвал вас порядочным.
И он — улыбнулся:
— Это врожденное свойство организма. Я никогда не краснею от природы.
Mamma mia… у меня в мозгу вдруг что-то зашевелилось, закопошилось и засвербило. Но что, черт побери? Что?..
Шагах в пятнадцати затрещали кусты, и ужасный пес, бесшумно вскочив на ноги, как стрела скрылся в зарослях.
Мой оппонент пристально уставился в чащу, и…
— Примас! — раздался его громкий голос. — Примас! Ко мне!
"П р и м а с?.."
И я расхохотался на всю Каменную Пустошь.
А через мгновение, оборвав смех и снова почесав шишку на голове, поклонился человеку с синяком под глазом в пояс:
— Доброе утро, господин М.!..
Глава XXI
Это был настоящий военный совет. Последний военный совет перед… Чем? Боем? Не знаю, как выразиться, да только не было почему-то у меня ощущения, что все собравшиеся сейчас возле алтаря Бафомета собираются с кем-то сражаться. Позвольте, а может, они воображают, что сражаться придется мне?!
Когда вчера мы таким оригинальным способом познакомились с М., я, грешным делом, испытал некоторое облегчение, рассудив, что поскольку в район нашей дислокации заявился человек, куда лучше, чем я, знакомый со всеми здешними заморочками, то мне просто сам бог велит безо всякой там ложной скромности передать ему в руки не только проклятое Кольцо Изокарона, но и прочие бразды и вожжи этого дурно пахнущего дела.
А правда, думал я. Ну кто, кроме М., способен достойно взвалить на свои довольно широкие плечи бремя такой ответственности и чести, — сделаться славным убийцей Черного Зверя и заодно, если можно выразиться, дважды героем этих жизнерадостных мест?
Никто! И это я ему сказал.
Однако он только покачал головой:
— Не городите чепухи.
Я оскорбился:
— Почему — чепухи? Требую объяснений!
И он объяснил.
— Вы думайте хоть иногда, что говорите, — вздохнул он. — На этот раз кольцо выбрало вас — вам и отдуваться.
— Да что значит "выбрало"?! — рассердился я. — Этот ваш Учитель сказал, что все было подстроено, что меня просто решили использовать как дурачка!
М. покачал головой:
— Ни о чем таком я понятия не имею и знаю лишь то, что знал две недели назад, отправляясь в… небольшое путешествие. Кстати, и о вашем существовании мне стало известно только сейчас. — М. помолчал. — Неужели он правда умер?..
— Умер, — подтвердил я. — Но вам не в чем себя винить. Не он, так другой — я уже понял, что роли, предназначенные в этом спектакле большинству из нас, пишутся посторонними и не слишком сентиментальными драматургами. Не хотелось бы думать так же и о режиссере…
Далее я поведал М. кое-что из самых свежих новостей и, едва успел закрыть рот, как подоспели Ян с колдуном. Оба они М. чрезвычайно обрадовались, хотя Ян еще больше обрадовался Примасу. Впрочем, счастье этой пары было взаимным.
(И между прочим, с появлением Яна разрешилась еще одна небольшая загадка, мучившая весь последний час мой пытливый разум. Почему Примас — бурый? Но загадка решилась просто: Ян зашел за грозного мессира Леонарда и вскоре появился с большой тряпкой и ведром воды, позвал пса, и они удалились, а когда через четверть часа вернулись вновь, Примас был уже мокрым и отнюдь не бурым. Его походная маскировка была смыта.)
…Итак — последний военный совет… Скупое пламя огня, разведенного в старинном бронзовом треножнике, бросало красные и черные тени на лица сидевших рядом со мной людей: тонкие черты и дурацкую эспаньолку многоуважаемого Горного Учителя, единственный, сверкающий, как у кровожадного корсара, глаз Яна и весьма (в который раз повторюсь) приличный бланш под оком почтенного господина М.
Консилиум наш не отличался многословием — похоже, что эти двое — Ян и колдун — все уже решили заранее. Я не буду приводить какие-либо перипетии беседы, потому что никаких особых перипетий и не было. Щелкнув крышкой часов, Горный Учитель посмотрел на циферблат. Потом сказал:
— Ну, всё. Пора.
— Куда? — испугался я, и М. тоже вопросительно уставился на нашего верховного жреца, который пояснил:
— Туда… В Волчий замок, милостивые государи, куда же еще?
