Уильям Хьёртсберг - Сердце Ангела
— Хорошо, Этель. — Я едва сдержал улыбку, когда она в той же манере прошкандыбала мимо меня. — Я скоро ухожу, ты тогда сама откроешь, когда захочешь.
— Хорошо. — Она причмокнула губами, словно водворяя на место беглый зубной протез и двинулась к двери. — Доброе утро, жентмуны. Простите, что помешала.
Стерн взирал на нее, разинув рот. Деймос замер на месте и только скреб в затылке. Я затаил дыхание: заметят или нет, что она босиком? Фу-у, обошлось. Епифания благополучно исчезла за дверью.
— Господи, прям как с пальмы слезла, — пробормотал Стерн. — Зря их тогда освободили. Сидели бы на плантациях…
— Напрасно вы так. Этель у меня молодец, — отозвался я из неглубокой ниши на кухне, где я как раз наполнял кофейник. — Она не Эйнштейн, конечно, но дом держит в порядке.
Сержант Деймос осклабился:
— Правда, лейтенант, должен же кто-то и толчки чистить.
Стерн с усталым отвращением оглядел своего напарника. Очевидно, он держался мнения, что того самого неплохо было бы сослать на подобные работы. Я прибавил огонь на двухконфорочной плите:
— Ну что у вас за дело ко мне?
Я опустил в тостер кусок хлеба.
Стерн встал с дивана, прошел в холл и прислонился к стене рядом с холодильником.
— Тебе знакомо имя Маргарет Крузмарк?
— Слыхал.
— Что ты о ней знаешь?
— Да то, что в газетах писали.
— А именно?
— Дочь миллионера. Ее убили на днях.
— А еще?
— Я же не могу каждое убийство расследовать. У меня своих дел по горло.
Стерн переступил ногами и возвел глаза к потолку.
— Когда ж ты ими занимаешься? Когда проспишься?
— А это что? — поинтересовался из соседней комнаты Деймос.
Я выглянул в коридор. Деймос стоял над открытым дипломатом и рассматривал карточку, которую я нашел на столе у Маргарет.
Я улыбнулся:
— Это приглашение на конфирмацию моего племянника.
— А почему не по-нашему написано?
— Это латынь.
— У этого все по-латыни, — не разжимая губ, заметил Стерн.
— А эта штука наверху что значит? — спросил Деймос, указывая на перевернутую пентаграмму.
— Вот сразу видно, что вы не католики. Это орден Святого Антония. Мой племянник у них служка.
— Вроде такая штука у Крузмарк на шее висела.
Мой тост выскочил из тостера, и я щедро намазал его маслом.
— Ну и что? Может, она тоже была католичкой.
— Эта? Ну уж нет, — сказал Стерн. — Эта, скорей уж, язычницей была.
Я захрустел тостом.
— Пусть так, только что вам до нее? Вы же Ножкой занимаетесь?
Стерн посмотрел на меня своими трупьими глазами.
— Занимаемся. Только вот обстоятельства убийства в обоих случаях очень похожие.
— Думаете, тут есть связь?
— Это я у тебя хотел спросить.
Кофе начал закипать, и я убавил огонь.
— У меня? Можно и у портье внизу спросить с тем же успехом.
— Не умничай, Ангел. Этот черномазый занимался вуду, а баба была ясновидящая, да, похоже, еще и черной магией баловалась. Их убивают с разницей в один день. Кто — неизвестно, но при очень похожих обстоятельствах.
— При каких же?
— Это уже наше дело.
— Так как же я помогу, если не знаю даже, что вам надо?
Я взял из буфета три кружки и рядком поставил на стол.
— Темнишь?
— А с чего мне откровенничать? — Я выключил газ и разлил кофе по кружкам. — Я, кажется, в полиции не служу пока.
— Так, а теперь послушай: я звонил этому болтуну адвокату. Тут ты, похоже, нас обошел: ты можешь молчать, а я тебе ничего не могу сделать. Только смотри: узнаю, что ты хоть припарковался не в том месте — костей не соберешь. Тебе в городе не только что лицензию, тебе арахисом торговать не дадут.
Я прихлебнул кофе, с наслаждением вдохнув ароматный парок.
— Я уважаю закон, лейтенант.
— Рассказывай! Для таких, как ты, закон как фиговый листок. Ну ничего, скоро где-нибудь проколешься, я тебе тогда не спущу.
— У вас кофе остынет.
— Да иди ты со своим кофе! — рявкнул Стерн. Оскалив кривые желтые клыки, он сшиб со стола обе кружки, да так, что они отлетели к противоположной стене и осколками брызнули по всей кухне. Стерн задумчиво оглядел кофейное пятно, как эстет, разглядывающий авангардистскую картину.
— Нехорошо получилось, — заметил он. — Ну ничего. Я уйду — твоя обезьяна подотрет.
— И когда же вы изволите удалиться?
— Когда сам решу.
— Ну и ладушки. — Я взял кружку, ушел в гостиную и сел на диван. Стерн смотрел на меня как на зловонную лужу, в которую он по нечаянности наступил. Деймос изучал потолок.
А я попивал себе кофе и не обращал на них никакого внимания. Деймос попробовал было что-то насвистать, но стыдливо умолк после четырех фальшивых нот. Я уже начал подумывать, что я скажу друзьям, если они вдруг нагрянут ко мне в гости.
Можно так: «А что? Я всегда держу в доме пару полицейских. Они забавней, чем попугайчики, да и грабителей можно не бояться».
— Ладно, пошли на свежий воздух, — прорычал Стерн.
Деймос прошествовал мимо меня с таким видом, будто он сам это придумал.
— Подышите, и сразу обратно! — предложил я.
Стерн надвинул шляпу на лоб.
— Погоди, допрыгаешься еще.
Выходя, он так саданул дверью, что в холле обрушилась со стены литография Курьера и Ива.[39]
Глава тридцать пятая
Стекло в рамке треснуло застывшей молнией, зигзаг прошел как раз между побелевших от напряжения кулаков Великого Джона Л. Салливана и Джейка Килрейна.[40] Я повесил литографию обратно на стену. В дверь негромко постучали.
— Заходи, Этель, там не заперто.
Епифания, все еще в своей рваной косынке, заглянула в щелку.
— Они совсем ушли?
— Совсем-не совсем, но сегодня уже больше не явятся.
Епифания занесла в холл ведро и швабру и закрыла дверь. Потом прислонилась к косяку и рассмеялась, но в голосе ее слышались истерические нотки, и, обняв ее, я почувствовал, что она вся дрожит под тоненьким халатом.
— Ты у меня молодец, — сказал я.
— Подожди, ты еще не видел, как я туалет отдраила!
— Ты где была?
— Сидела на черной лестнице, пока они не ушли.
— Есть хочешь? У меня там кофе готов, в холодильнике есть яйца.
Мы приготовили завтрак — трапезу, которую я обычно пропускаю, — и пошли с тарелками в гостиную.
— Они тут ничего моего не нашли? — спросила Епифания, макая тост в яичный желток.
— Да они и не искали особенно. Один только в дипломат мой залез. Нашел там, кстати, одну штуку из квартиры Крузмарк, только не понял, что это такое. Да я и сам-то не знаю.
