Джонатан Кэрролл - Сон в пламени
Порой кто-нибудь проходил и здоровался, но большую часть времени я оставался один. И так было лучше, потому что я был настроен не слишком дружелюбно.
Если вы возьмете слово «машина» или «собака» и будете повторять его вновь и вновь сотни раз, оно потеряет для вас всякий смысл. Так же и с этой головоломкой. Я думал о ней столько и брался за нее со стольких сторон, что к заходу солнца моя голова совершенно опустела. По небу размазался коричнево-оранжевый закат, а мятые грозовые тучи выглядели, как подушки на неприбранной постели.
Я смотрел на небо, ожидая от него подсказки, – но без толку. Эх, если бы Господь нарушал в такие моменты свое молчание! Появиться на плече, как белоснежный какаду, и растолковать, что делать. Или заполнить все небо лицом Рональда Колмана, которое несколькими точными блестящими громовыми словами все прояснит.
Я смотрел на закат, пока смеркалось и цвета тускнели, и бессознательно водил палкой по песку. Когда же осознал, что я делаю, меня осенило. И ошеломило простотой ответа.
Потрясая над головой палкой, я стал насвистывать мелодию песни из фильма «Грек Зорба». «Научи меня танцевать… Венаск!» От этих слов я рассмеялся. Так хорошо, когда что-то поймешь! Я приплясывал и топал ногой, чувствуя себя на целый фут выше… или умнее.
Палка оставляла на песке след. Я провел черту далеко влево, потом вперед и вокруг. Не имея в голове никакого плана, я позволял руке самой двигаться и чертить. Она рвалась к работе. Я так увлекся, что подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то положил мне руку на плечо.
– Уокер, ты догадался! Молодец. Ну-ка, посмотрим.
Я нарисовал замок, но это было лишь частью дела. Замок стоял с краю от других зданий. К этому времени на берегу было так темно, что мы еле могли разглядеть мой чертеж.
– Да ты создал целый город, а?
– Моя рука чертила, что ей вздумается. Это вроде как она все и выполнила.
– Ну, скажу я вам! Я не могу разглядеть все, но это потрясающе. Ты нашел простой ответ на сложный вопрос. Так и надо начинать. Не все песочные замки должны возвышаться в воздухе. Ну, пошли.
Не более того. Я немного поколебался. Было грустно прекращать мозговой штурм сразу после завершения работы. Венаск уже далеко ушел по берегу, направляясь к стоянке.
Не оборачиваясь, он крикнул через плечо:
– Оставь его, Уокер. Это еще что! Погоди, еще увидишь многое другое, на что ты способен.
– Ты научишь меня танцевать, Венаск?
Я даже не знал, услышал ли он меня, пока старик не щелкнул пальцами над головой и не повернулся лицом ко мне.
– «Ты научишь меня танцевать, Зорба?» – «Танцевать? Ты сказал танцевать, босс? Давай, мой мальчик!» Фильм «Грек Зорба», режиссер Майкл Какояннис. В главных ролях Энтони Куинн, Алан Бейтс и Лила Кедрова, получившая в тот год «Оскар» за исполнение роли Бубулины. Великолепный фильм. Я видел его на днях по кабелю.
– Уокер, я соскучилась по тебе. Ты где?
– В мотеле «Объятия Морфея».
– Ты шутишь. Где это?
– Недалеко от Сайта-Барбары. Мы почти целый день провели на пляже.
– Звучит не очень волшебно. Прислонившись к спинке кровати, я рассказал
Марис про мой песочный замок. Венаск, сидя на другой кровати, изучал телепрограмму и ногой почесывал Кумпола. Перегнувшись ко мне, он показал, что по порноканалу идет фильм «Голые друиды». Я закатил глаза. Он пожал плечами.
– Ты ел что-нибудь?
– Да, несколько бутербродов на обед, а потом еще сходим. Тут неподалеку должен быть неплохой ресторанчик.
– Пожалуйста, ешь, Уокер. Я не хочу, чтобы ты вернулся, похудев на десять фунтов.
– Хорошо, договорились. Как там дела?
– Сегодня ходила с Инграмом на радиостанцию, послушала, как он ведет передачу. Там была женщина, учившая кричать.
– Звучит ужасно. И ей платят за это? Марис рассмеялась.
– И еще она была в армейской каске с наклейкой «Крик имеет значение».
– Постараюсь это запомнить.
– Я на пару дней останусь у Инграма, так что звони мне туда, ладно? Безумно по тебе скучаю.
– Я тоже! Тысячу раз.
– Венаск там, с тобой? – Да.
– Передай ему, чтобы заботился о тебе.
– Передам.
– И помни про человека, съевшего целый торт.
– А ты про старика, пившего кофе через соломинку. Марис, я позвоню завтра. Я люблю тебя.
– Спокойной ночи, mein Liebstet [28].
– Спокойной ночи.
Я повесил трубку и вздохнул. С тех пор как мы приехали в Калифорнию, это была наша первая ночь врозь. Меня не радовала перспектива спать без Марис.
– Венаск, вы были когда-нибудь женаты?
– Я был женат двадцать семь лет.
– И что с ней случилось?
– Умерла. Вы готовы идти? – Он встал и разгладил на себе брюки.
Я взял с кровати футболку и последовал за ним на улицу. Стоянка была залита бледным медно-оранжевым светом фонарей.
– Это ничего, что мы оставили в номере животных?
– Конечно ничего. Набегавшись за день, они будут спать как убитые. Извините, что я оборвал вас. Мне трудно говорить о жене. За ужином я расскажу вам о ней, когда что-нибудь проглотим. Говорят, в этом ресторане дают великолепных камчатских крабов, сегодня я угощаю. Отметим ваш песочный замок.
Марис могла не беспокоиться о моем питании. В тот вечер мы так наворачивали крабов, что официанты косились на нас с удивлением. Закончили мы горячей сливочной помадкой с фруктами и орехами, и порции были с бейсбольную перчатку.
– Почти тридцать лет я прожил с женщиной, которую любил, но сам не понимал этого. Мы были счастливы, но очень часто смотрели друг на друга и удивлялись: «Кто это? Мы знакомы?..» Умирала она плохо, Уокер. У нее был рак, и он пожирал ее. Она умирала очень долго, и под конец от нее остался лишь пустой сосуд скорби.
– Разве вы не могли что-нибудь сделать для нее? С вашим… могуществом?
– Ничего. Вопросы жизни и смерти каждый решает сам.
Это потрясло меня.
– Неужели? Ничего?
– Поймите, что такое жизнь, Уокер. Смерть все равно неизбежна. Я не мог ничего сделать для Нели – так ее звали, – потому что война научила меня сосредоточиваться на жизни, как сделать ее лучше. В этом мы с Нелей соглашались, потому что оба прошли войну. Жить было важнее, чем умирать.
– Но вы только что сказали, что умирала она плохо.
– Она умирала плохо, потому что недостаточно научилась жить. Снова и снова возвращалась в свои прошлые жизни, как начинаете делать вы, но она лишь разглядывала их, будто турист в чужой стране. Так сказать, делала снимки, чтобы показать друзьям, но сама о них не думала. Вот почему она умирала плохо. По-настоящему знать мы можем лишь то, что переживаем или, что уже пережили. А потом нужно изо всех сил изучать это, пока не поймем.
– Но вы всё спрашивали меня, после того как я вернулся в одну из своих жизней, ощутил ли я там, как умираю. И на что это было похоже.
