Питер Хэйнинг - Комната с призраком
Закружилась она на месте и шепчет так, шепчет жутким голосом свое заклинание. Потом вынула из волос брильянтовую заколку и проткнула ею сердце младенца — потекла из него невинная кровь, и, пока вся не вытекла, не выпустила она его из своих рук. Вынула потом мускатный орех, прошептала что-то над ним, а когда сняла крышку, колдовское пламя вырвалось из него, и такой силы, что описать нельзя, так что от младенца только пепел да обугленные косточки остались. Собрала она их и сложила в ларец, а сам ларец под кровать спрятала. И когда сделала свое черное дело, позвала меня такими словами: „Кормилица, кормилица, куда вы унесли моего мальчика?“ А я отвечала, дрожа от страха: „Благородная леди, дитя спит на ваших руках“. Вслед за тем закричала она, а я, себя не помня, под предлогом, что нужно позвать кого-нибудь, выбежала из спальни. Вот все, что я видела ночью, и готова претерпеть пытку раскаленным железом, чтобы подтвердить свою правоту“.
Сир Конрад стоял так тихо и неподвижно, словно окаменев; и прошло долгое время, прежде чем он смог вымолвить слово: „Зачем накликивать на себя столь страшное испытание, я и так верю тебе, женщина. Сохрани ужасную тайну в своем сердце и запечатай свои уста; даже на исповеди. Я же, клянусь, приобрету для тебя индульгенцию у самого епископа, и твой грех не вменится тебе в вину ни в этой жизни, ни в будущей. Сейчас пойду к этой гиене и постараюсь успокоить ее, дабы не выведала она, что мы знаем ее тайну, а ты — вытащи из-под кровати ларец и принеси ко мне“.
Он решительно вошел в покои жены. Она приняла его так, будто на ней не было ни капли вины, хотя душа ее и была смертельно ранена горем. Она не произнесла ни слова, но облик ее говорил о невинности; словно ангел смотрела она на него и взглядом своим потушила ярость и безумие мужа. Он сказал ей слова нежности и заботы, но в сердце своем пылал отвращением к ней. Тем временем кормилица сбегала за заранее приготовленным ларцом с обугленными костями битой птицы и принесла его во дворец. Убедившись в несомненной вине жены, граф решил казнить детоубийцу. А чтобы не быть свидетелем казни, он сел на коня и поскакал прочь в город Аугсбург, после того как дал своему сенешалю такое распоряжение: „Когда графиня на девятый день оставит свои покои и направится в баню, чтобы смыть с себя грязь, запри дверь поплотнее снаружи и поддай огня, чтобы она не вышла оттуда живой. Ты понял меня, сенешаль?“ Верный слуга, обожавший свою госпожу, с величайшей печалью выслушал эти слова, но ничего не смог возразить господину. Слишком страшен был облик его и жуток взгляд. На девятый день Матильда приказала натопить баню. Она думала, что ее муж не задержится в Аугсбурге, и пожелала перед его возвращением смыть с себя следы горя и страдания. Войдя в парилку, она обнаружила, что воздух дрожит от жара; она попыталась выбежать, но сильные руки затолкали ее обратно; следом услыхала она стук запора. Напрасно с мольбой кричала Матильда и звала на помощь, — никто не услышал, только в топку стали быстрее подкладывать уголь.
Не много надо ума, чтобы понять страшный смысл происшедшего. Покорилась графиня своей судьбе, лишь темное подозрение несказанно расстроило и смутило ее, даже больше, чем близкая и позорная смерть. Вспомнила она о своей серебряной заколке, вынула ее из волос и нацарапала на стене: „Прощай, любимый мой Конрад! Я умираю невинной жертвой твоего суда“. И когда предсмертные муки сдавили ее в жестоком объятии, бросилась она на низкое ложе и приготовилась к смерти. Но природа в критические минуты подымает свой голос и нередко находит лазейку для спасения. Когда несчастная страдалица металась и билась в агонии, из складок ее одежды выпал волшебный орех, который она всегда носила с собой. Кинулась она к нему из последних сил и закричала, в муке не помня себя: „Крестная, крестная, отведи смерть мою, защити мою честь!“ — и только отвернула крышку, как из него повалил холодный туман и рассеялся по всей комнате, освежив несчастную жертву. Или водяной пар из расселины поглотил жар, или наяда, в силу своей антипатии к огненной стихии, подавила природного врага, только стало прохладно в комнате. Облако пара само собой собралось в видимую форму, и успокоенная Матильда увидала, к своей радости, милую крестную. Нимфа ручья улыбалась ей, прижимая к груди ее новорожденного младенца, а рядом, у правой руки стоял прелестный мальчик, и Матильда узнала в нем первенца.
— Здравствуй, любимая Матильда! Рада видеть тебя! — сказала наяда. — Какое счастье, что ты не так бездумно обошлась с последним желанием, как с двумя предыдущими. Вот два живых свидетеля твоей невиновности; они избавят тебя от клеветы, из-за которой ты была близка к гибели. Зловещая звезда твоей жизни закатилась. И хотя мускатный орех потерял свою силу, тебе ничего более не остается желать. Я раскрою загадку твоей судьбы. Знай: мать твоего мужа — источник всех твоих бед. Женитьба сына отравила сердце надменной женщины. Она вообразила, что он запятнал честь своего дома, взяв в жены кухарку. Она прокляла его, и одна лишь ненависть осталась в ее высохшем сердце. Все ее мысли и планы были заняты одним: как погубить тебя, но зоркость твоего мужа до сих пор разрушала ее черные замыслы. Однако недавно ей удалось обмануть его бдительность: она нашла женщину, в которой притворство и ложь свили себе гнездо. Обещаниями и подарками она склонила ее к преступлению. Ты догадалась, Матильда, кто эта женщина? Кормилица твоих сыновей. Когда ты спала, она похищала невинных младенцев из твоих рук и бросала как слепых котят в воду. К счастью, она выбрала мой источник, и я приняла твоих деток в свои объятия и нянчила их, как мать. Ты рада, Матильда? У тебя прелестные дети. К сожалению, вероломная кормилица оболгала тебя и убедила графа, что ты колдунья и ради своей красоты сжигала младенцев с помощью моего подарка. Как доказательство она вручила графу ларец, полный жженых костей кур и голубей, которые он принял за останки своих детей, и вследствие этого обмана он приказал своим слугам убить тебя в бане. Сейчас он дает шпоры коню, дабы успеть отменить твою казнь; и через какой-то час он будет у твоих ног. А теперь прощай, более мы с тобой никогда не увидимся. Помни о своей крестной, Матильда!» — Сказав эти слова, нимфа поцеловала ее в лоб и, обернувшись туманом, растаяла без следа.
А тем временем графские слуги напрягали все старания в безуспешных попытках поддержать огонь, который угасал. Им казалось, что в парилке звучат человеческие голоса, и с неистовым усердием подбрасывали они в топку порции угля, но безуспешно. Казалось, огонь насытился и более не хотел пожирать свою пищу. Вскоре на взмыленной лошади примчался граф Конрад и бросился к своим слугам: «Что сделали с леди? Жива ли она?» — на что они отвечали, что, как ни старались и сколько ни бросали угля, жар не поднимался и что леди, по-видимому, жива. Обрадовался граф; он постучал в дверь, за которой находилась его жена, и спросил ее через замочную скважину: «Ты жива, Матильда?» Услышав голос мужа, графиня ему отвечала: «Да, дорогой мой супруг, я жива, и наши дети тоже живы». Вне себя от радости нетерпеливый граф приказал ломать дверь. И когда она под напором слуг сорвалась с петель, он упал к ногам оправданной своей супруги, оросил ее невинные руки слезами раскаяния и вывел ее и своих детей из ужасного места казни в ее покои и потом слушал из ее правдивых уст повесть чудесного спасения. Охваченный гневом на коварную кормилицу и ее черную клевету, приказал он слугам своим немедля схватить ее и заточить в бане. Вот тогда-то огонь разгорелся на славу: труба гудела в свое удовольствие, веселые языки пламени жадно облизывали кирпичные стены топки — и вскоре жар выпарил из грязного тела черную душу.
