Нина Бархат - Садовник (история одного маньяка)
Она была прекрасна, порывиста, нетерпелива! То и дело разливала краску, тут же влезая в яркие пятна рукавами, а надоевшую кисточку могла бросить на землю и, насколько Эд понимал, больше никогда о ней не вспомнить.
Ловя ее быстрые движения, он пытался угадать: что же возникает там, в зачарованном плену белого листа? Какие волшебные черты создает она этими теплыми предвечерними часами, вся пронизанная закатным светом, бессовестно крадущим оттенок ее волос?
Иногда Эду даже казалось, что у него получается - в окружении темной зелени вспыхивали багряные звезды… вот только он не мог понять, почему это невинное видение вызывает такую ужасную боль.
Впервые Эд почувствовал себя на своем месте - не вторгающийся в чужую жизнь извращенец, а скромный страж, он лишь приглядывал за своей садовой нимфой, беспокоился о ней.
Ведь причины были.
Часто, едва успев осмотреть законченный рисунок, она вздрагивала, как если бы прозвучал звонок, поворачивалась к дому и, срываясь с места, исчезала…
Незнание сводило Эда с ума.
Вначале он, конечно, был уверен, что к ней приходит любовник, и, закрывая глаза, представлял их вдвоем на стареньком красном диване в комнате с телевизором и цветами: светлые волосы льются со склоненной девичьей головки на его неизвестные плечи, а тайна, безнадежно связывающая их воедино, гасит свет…
Пока мольберт ждал ее, эти кадры мелькали перед пылающим внутренним взором Эда, и ни избавиться от них, ни преодолеть потребность снова и снова участвовать в их горьком водовороте не было никакой возможности!…
Он отшвыривал бинокль в раздражении. Но тут же говорил себе, что, наверное, во всем виноваты линзы - искажают картинку и на самом деле его прекрасная художница все еще пишет. Напрягая глаза до боли, он замирал на краю окна… но с такого расстояния не была видна даже прогалина в листве.
Тогда он сдавался - кипящим потоком обрушивались мысли: он, ангел возмездия, лишенный земных оков, в один прыжок преодолев шестнадцать этажей, врывается в ее дом три удара сердца спустя и убивает подлеца на месте голыми руками! А ее, полную справедливого раскаяния и молчаливой покорности… ее он в своих грезах подхватывал и уносил на руках неизмеримо далеко - в такую даль, где никто и ничто не могло бы потревожить их…
Но насколько бы искушающе достоверными не были эти видения, правда оказалась иной.
В очередной раз прильнув к окулярам и тщетно пытаясь рассмотреть хоть какую-то деталь, которая подсказала бы личность посетителя, Эд был вознагражден.
В неровной округлости прогалины мелькнула тонкокостная кисть, а потом показалась и вся она, улыбающаяся и активно жестикулирующая. Эд сросся со стулом, стараясь не шевельнуться - не спугнуть удачу. Девушка повернулась к нему спиной, махнула в дальний угол сада, прочертив в воздухе плавную дугу, отпечатавшуюся под веками Эда, как на негативе, и поманила кого-то резким жестом. Эд выдохнул, чувствуя, как воздух с шипением уходит из легких, и распрямил затекшее колено.
Гость покидал укрывавшую его тень медленно и даже неохотно…
Это была та самая толстая неопрятная школьница, которую больной (нет, очень больной!) Эд принял издалека за объект своей страсти. Сегодня девчонка выглядела еще более нелепо: потертый вязаный жакет, великоватый - то ли купленный на вырост, то ли просто с чужого плеча (во второе верилось больше), бесформенная юбка до колена и две жиденькие косички на непропорционально большой голове. Она была редкостной уродиной.
Склонившись над какими-то травами, хозяйка и ее гостья присели рядом у бревенчатой стены. Они являли собой удивительный контраст: золотой шелковый полог красавицы и черные прилизанные коски малолетнего чудища.
Эд недоуменно смотрел на это странное соседство. Да уж, женская дружба, определенно, загадочная вещь!…
Девчонка резко обернулась и подняла лицо к кронам деревьев. Узкие, слегка раскосые глаза остановились прямо на Эде.
Он мигнул, уверенный, что ему просто показалось и что она сейчас укажет своей собеседнице на какую-то деталь в листве. Но девчонка не отводила глаз, и Эд все явственней чувствовал, как эти мертвенные застывшие зенки ощупывают его сквозь неплотное прикрытие веток…
Холодная дрожь побежала по телу. А за ней - струйка пота.
Слегка пожав плечами, уродина отвернулась продолжить прерванный разговор.
Эд откинулся на спинку стула с необъяснимым облегчением…
Похоже, с этим наблюдением нужно было что-то делать - оно явно не добавляло психического здоровья.
Позже он выяснил, что угрюмая школьница приходила дважды в неделю по будням. Конечно, могли существовать и другие посетители, скрытые от безумно внимательного, но такого ограниченного взгляда Эда…
И все же, чем бы дальше ни занималась девушка вне его поля зрения и какой бы ни была погода, стоило солнцу коснуться горизонта, она снова появлялась в саду.
Обходила свои крошечные владения, поливала цветы и - Эд не сомневался! - напевала им колыбельную. При этом она двигалась медленно, словно засыпая на ходу, и до смешного много зевала.
Напоследок всегда останавливалась под орехом и долго смотрела куда-то в сад. Эда поражало, насколько разной она бывала в эти мгновения. Временами ее лицо освещала светлая радость довольного своей работой человека. Иногда он видел на нем озорную улыбку. А порой ему казалось: она вот-вот заплачет…
Постояв, она молча уходила и остаток вечера была недосягаема, укрывшись под ветхой крышей своего старенького дома.
Перед тем как отправиться к себе домой, Эд делал круг и медленно проезжал мимо ее двора. Сквозь плотный заслон веток с трудом пробивался свет - теплый, домашний и успокаивающий…
Расслабленно откинувшись на спинку сиденья, Эд сворачивал в сторону беспокойных центральных районов, и цветные искры фонарей захлестывали улицу горячей волной… Усталые ноги гудели, а в голове поселялся сладкий сонный туман… Эд стряхивал его, стараясь не уснуть…
И понимал, что его рабочий день только начинается.
Твое сердце должно быть моим
Эд оказался в опасной близости от профессионального краха.
Его работа требовала полного сосредоточения и точности мысли, а он теперь посвящал наблюдению все возможное время, да и в общем-то невозможное - тоже.
Он приезжал домой около одиннадцати, вымотанный до предела дневными переживаниями и переполненный ее мимолетной близостью. Оставляя на ночь свою юную садовую фею, Эд бесконечно гадал: в порядке ли? Не потревожил ли ее отдых бесцеремонный сосед? Или еще хуже - не скрывает ли ночная темнота ее сада неизвестного злоумышленника?…
