Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом
Кабинка быстро наполнилась горячим паром, мутное стекло запотело. Ода бездумно водила губкой по телу, стараясь выбросить из головы все посторонние мысли. Пена стекала вниз, немного щекоча кожу. Девушка перекрыла кран, вздохнула и повернулась к двери. Влажный налет исказил ее отражение, и, когда Николь подняла руку, чтобы протереть стекло, с той стороны к нему прижалась человеческая ладонь и тут же исчезла. Девушка отшатнулась, громко взвизгнув, поскользнулась и больно ударилась о стенку. На крик прибежала Акеми, уже вышедшая в раздевалку.
– Николь! Почему ты кричала? – Она помогла девушке подняться и завернула в полотенце. Ода дрожала так, что слышала стук собственных зубов. – О! У тебя кровь!
Акеми прикоснулась к ее затылку, и на пальцах остались красные капельки. Николь вцепилась трясущимися руками в халат подруги:
– Он был здесь. Он бы здесь, понимаешь?
– О ком ты говоришь? Я никого не видела.
– Хироши!
Николь действительно верила в то, что говорила, пусть никто ей и не поверил. Ладонь, несомненно, принадлежала Хироши – единственному другу Николь, покинувшему ее столь внезапно. Быть может, гораздо больше, чем просто другу. Тонкое серебряное колечко на большом пальце напомнило девушке день, когда она, смеясь и подшучивая над парнем, надела ему на палец симпатичную безделушку в знак их дружбы. Накамура никогда не снимал колечко, он мог его потерять, а значит… Николь уставилась на пустую стену, не в силах признаться в собственном сумасшествии. Голоса, что она слышала с раннего детства, она почти убедила себя, что это галлюцинации. Они не могли принадлежать мертвым людям, бабушка, скончавшаяся, когда Николь было десять, не могла поздравлять ее с днем рождения, а двоюродная сестра – заговорить с ней во время школьного урока. Девушка не видела никого из них, но их голоса преследовали ее повсюду, пока сильные успокоительные средства не справились с этой ее особенностью. Ненадолго.
Ей нужно было пойти к психологу, все рассказать, но Ода оттягивала момент. Врача тоже не оказалось на месте – прежний доктор отбыл на большую землю вместе с Юлией, а новый еще не приступил к обязанностям, так что Акеми сама помогла ей обработать ссадину на затылке и отвела в комнату.
– Если что, зови, – напутствовала она. – Мы с Минако ложимся поздно.
И вот Николь сидела на кровати в пустой темной комнате, подсвеченной только торшером на прикроватной тумбе, и тупо смотрела в окно. Хотелось, чтобы Юлия была здесь, рядом. С ней никакие призраки – живые или мертвые – не смогли бы ей навредить.
Занавеска слабо колыхнулась под порывами незримого ветра, со стола мягко спланировали ничем не закрепленные листки и с шорохом осели на пол. Николь моргнула, прогоняя набежавшую сонливость, и спустила ноги с кровати. Тапочек на месте не оказалось, и голые ступни девушки коснулись короткого ворса ковровой дорожки. Холод лизнул подошвы и поднялся выше, ледяным языком обхватывая тонкие икры. Этот холод был ненормальным, совершенно ненормальным. Николь представлялось, что это белесые руки призраков, пытающихся утянуть ее в свой мир. Ее охватил ужас, девушка рывком пересекла комнату и нажала на кнопку верхнего света, вмиг озарившего комнату теплым желтым сиянием. Вполне естественно, никаких привидений не обнаружилось. Ода отвела в сторону край шторы и выглянула в окно, парадный подъезд был тускло освещен парой уличных фонарей, в полумраке мигали красные точки камер наблюдения.
Все было спокойно.
Сначала Николь увидела себя в отражении на стекле – глаза широко распахнуты, губы трагически изогнуты – и только потом осознала, что чувствует на плече чужую холодную руку. Тело сковал невероятный страх, но вместе с тем девушка ощутила прилив нежности, захотелось склонить голову и прижаться к этой руке щекой.
– Хироши… – простонала она, глотая слезы. – Ты же не умер… Не умер, да?
Призрачная тяжесть с плеча исчезла, оставив после себя легкое морозное покалывание, и Николь в изнеможении опустилась на пол. Если Хироши мертв, она должна слышать его, но почему он молчит? Почему не пришел к ней тогда, в вечер перед своим внезапным отъездом?
– Хиро! – Она поднялась на ноги и позвала друга. – Ты же Хиро, да?
В дуновении ветра из открытого окна и шелесте тюлевой шторки ей почудилось свое имя, похожее на вздох.
Николь…
– Хироши! – Ода бросилась к двери и выскочила в коридор, сквозняк увязался за ней, ероша распущенные пышные волосы и играя с подолом ночной сорочки. Девушка шла очень быстро, будто кто-то невидимый указывал ей дорогу.
Николь…
Он вел ее за собой, этот шелестящий голос, вниз, на первый этаж, потом по коридору, прочь из крыла общежития. И снова наверх. Босые ноги совсем замерзли, голые руки покрылись гусиной кожей. Николь остановилась на последней ступеньке, словно бы не понимая, как здесь оказалась. Вверх вела узкая чердачная лестница, ходить туда ученикам запрещалось, однако Николь тянуло к запертой решетке.
– Николь?
Девушка вздрогнула, но голос, позвавший ее, не принадлежал Хироши. Курихара Хибики стоял неподалеку, недовольно скрестив руки, на нем была темная пижама, на ногах – мягкие тапочки с задниками. Парень выглядел непривычно потрепанным.
– Почему ты не спишь? – спросил он так, будто она нарушила какие-то правила. – Я заметил тебя на первом этаже. Ты что-то ищешь?
Голос Хироши навязчиво звал ее дальше, наверх, и Ода бросила на Курихару затравленный взгляд:
– Да. Прости, я должна идти.
Девушка начала подъем, обжигая пятки о ледяной бетон. Решетка на двери, обшарпанная, с ободранной краской, была заперта на висячий замок. Ода пробежалась пальцами по металлическим прутьям и досадливо прикусила губу. За спиной послышались шаги, и Хибики, встав рядом, тоже прикоснулся к решетке:
– Ты замерзнешь.
– Я должна найти это! – в отчаянии воскликнула девушка, не зная, как объяснить свое поведение, однако парень не стал ее высмеивать.
– Посмотри под низом. Я бы спрятал там, если бы мне понадобилось что-то прятать.
Николь присела и зашарила под решеткой ладонью. Кожи касались лохмотья паутины и бархатистые, нетронутые залежи пыли. Николь закусила губу, прижимаясь к прутьям, и тут пальцы нащупали что-то. На свет появилась потрепанная толстая тетрадка с надорванной обложкой.
– Это ты хотел мне показать? – Девушка выпрямилась и, смахнув с тетради пыль, открыла на первой странице.
«20 августа 20** года. Я так больше не могу. Во всем, что случается, винят только меня, говорят, что я притягиваю несчастье и смерть, но… Разве я сам этого хотел? Разве я просил или вынуждал себя спасать? Почему кому-то всегда приходится жертвовать собой ради меня? Я был им не нужен, никому. Может, будет лучше просто прекратить все это?..»
