Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда

— Я хочу лишь сказать, что она безжалостна к своим врагам.

— Вот как… — продолжает допытываться Юджиния. — Вы, девочки, поссорились? Что произошло между вами?

— А сама как думаешь? — рявкаю я. Вопрос вонзается, как игла в оголённый нерв. — Наша лучшая подруга сбрасывается с балкона, шоу отменяют, и с тех пор мы не разговариваем.

Рот Юджинии сжимается в тонкую линию. Она несколько секунд молчит, а потом склоняет голову набок:

— Я просто пытаюсь понять: зачем Кэндис всё это нужно? Она одна из сильнейших участниц, так что место в финале ей практически гарантировано, — она бросает на меня ещё один косой взгляд. — Или ты считаешь, что она здесь за другим?

— Не знаю. Она мне ничего не рассказывает, — я оглядываюсь на здание, где силуэты суетящихся девушек скользят взад-вперёд по окнам столовой. — Мы больше не подруги.

Глава 18. Два с половиной года назад

— Давай, Солнышко, вставай. Мы ещё не закончили, — говорит Кэнди.

Я лежу на спине на полу студии, раскинув руки и ноги, как безвольная морская звезда, выброшенная на берег. Музыкальный трек продолжает звучать, но я лежу, полностью лишённая энергии и мотивации. Кэнди склоняется надо мной, руки на бёдрах, дышит чуть учащённо, блеск на её коже составляет всего лишь "лёгкую дымку" влаги после почти двух часов безостановочных кардиотренировок. Она выглядит сияющей. И раздражённой.

— Вставай! — Кэнди толкает меня ногой.

С тех пор, как было объявлено о нашем концертном туре по стране, Кэнди не отходит от меня, как будто у неё единственная цель в жизни — максимально меня подготовить. Она устраивает дополнительные тренировки в дополнение к обычным репетициям. Я знаю, что она всего лишь пытается сдержать данное мне обещание. Она поклялась, что мы будем процветать в шоу-бизнесе, где внимание фанатов длится лишь миг. Обычно я всю неделю с нетерпением жду наших занятий, наслаждаясь индивидуальными тренировки, но когда слышу, что Мина отправилась в поход со своей семьёй в Малибу-Крик, а я застряла в студии на все выходные, мне отчаянно хочется, чтобы мы с Кэнди тоже были там, или на пляже, или в кино, или где-нибудь ещё, где могли бы веселиться без полного физического истощения.

— Я вообще не могу больше пошевелиться, — выдыхаю я, глядя в потолок.

— Надо исполнить этот номер до конца, — настаивает Кэнди.

— Но мне о-о-очень больно, — я беспомощно взмахиваю конечностями. — Пожалуйста, оставь меня в живых!

Когда дело доходит до переговоров с Кэнди, существует стратегический метод, который я постепенно усовершенствовала за последний год. Самый эффективный способ смягчить её — это воззвать к её тщательно скрываемому нежному и отзывчивому сердцу, изобразив самую малость уязвимости и жалости.

Конечно же, Кэнди вздыхает и опускается на колени рядом со мной:

— Где болит?

Я раздражённо выставляю левую ногу, указывая на неё.

Кэнди берёт мою лодыжку в руки. Тёплые пальцы скользят вверх по коже и массируют твёрдыми круговыми движениями напряжённую мышцу икры. Я морщусь от давления, оказываемого на ноющие сухожилия, затем удовлетворенно вздыхаю, когда напряжение снимается массажем. Это так приятно. Меня так и подмывает ещё немного разыграть боль, сделать что угодно, лишь бы она не убирала руки.

Когда Кэнди отстраняется, я издаю тихий стон. Она возвращается через несколько секунд с рулоном спортивной ленты и опускается рядом со мной, снова беря мою лодыжку.

— Так что… мне, наверное, надо немного отдохнуть, да? — намекаю я.

Обматывая ленту вокруг моей лодыжки, Кэнди бросает на меня косой взгляд. Но молчание обычно означает уступку, поэтому я решаю рискнуть, осторожно растягивая свою удачу, как ириски.

— В Лос-Анджелесе сейчас проходит ярмарка, — замечаю я как бы невзначай. — Мама брала меня с собой каждый год, но, по-моему, я не ходила туда с тех пор, как мне было лет десять. Может быть, мы могли бы взять завтра выходной и поехать вместе?

— И как это — гулять по ярмарке и "немного отдыхать"?

— Это…

Верно. Я так измотана, что мозг полностью отказывается выдумывать приличную отмазку. Каким-то образом мне удаётся ещё глубже вжаться в половицы, кипя от разочарования.

— Ты действительно хочешь сходить на ярмарку? — спрашивает Кэнди, легко кладя руку на мою лодыжку.

Голова поворачивается к Кэнди, я хватаюсь за это слабое дуновение компромисса и умоляюще киваю.

— Хорошо, — говорит Кэнди под натиском моих щенячьих глаз. — Давай сходим.

Я вскрикиваю от радости и вскакиваю с пола, обнимая её. Она без особого энтузиазма пытается разжать мои потные руки, крепко обхватившие ей шею, но потом сдаётся под натиском моих чувств.

Стоя под высоким краем колеса обозрения и раскачивающимся рычагом маятниковых аттракционов, окружённая восторженными криками и солёно-сладким запахом попкорна и жареного теста, я чувствую себя так, словно мне снова 8 лет, а мама держит меня за руку, пока мы стоим в очереди на аттракцион, о котором я прожужжала ей все уши, но всю дорогу плакала. С другого конца ярмарочной площади я замечаю подвесную башню и в приступе мазохистской ностальгии тащу туда Кэнди.

Мы обе инкогнито, в шляпах, солнцезащитных очках и масках. Несмотря на маскировку, Кэнди удаётся создать выглядеть привлекательно. На ней стильные тёмные очки оверсайз и широкополая шляпа, длинные волосы завиты и ниспадают свободными волнами на обнажённые плечи. Лиф платья облегает грудь, юбка с оборками прикрывает колени. Она выглядит так, словно оделась к фотосессии для журнала "Vogue", а не для обычного весёлого дня на ярмарке.

Когда мы добираемся до подножия устрашающей башни, я оборачиваюсь и вижу, что Кэнди держится позади, всем видом показывая нерешительность.

— Неужели? Бесстрашная Кэндис Цай боится аттракционов? — поддразниваю я.

— Я никогда не была на таких, — говорит Кэнди.

— Ни разу? — я в ужасе.

Кэнди мотает головой:

— Мне не разрешали бывать в подобных местах.

Её ответ резко омрачает моё праздничное настроение. Внезапно у меня возникает миллион новых вопросов о её жизни, детстве, семье, о том, в чём её ограничивали, о том, что на самом деле значит быть последовательницей небесной девы.

Она уже показывала мне вещи, недоступные пониманию, но есть ещё так много тайн, которые она крепко прижимает к груди, и дверей, за которые она не позволяет нам с Миной заглянуть. Эта мысль колючая и кислая на вкус, её трудно проглотить. Но желание, чтобы тебя впустили, желание увидеть и узнать о ней всё, даже после того, как она уже так много поведала... оно слишком жадное, слишком эгоистичное. Я яростно подавляю назойливое любопытство.

— Может быть, не стоит начинать с этого аттракциона, если ты в первый раз...

Я выхожу из очереди. Кэнди хватает меня за запястье.

— Давай сходим. Я хочу, — говорит Кэнди тоном, который она использует, когда не заинтересована в сопротивлении.

— Хорошо, — я смеюсь и снова встаю в очередь. — Если мы умрём, то умрём вместе!

Я улыбаюсь и испытываю крошечную толику детского ликования оттого, что Кэнди наконец-то проявляет страх.

На аттракционе я кричу и смеюсь изо всех сил, а Кэнди молчит рядом со мной, вцепившись в перекладину безопасности, как будто боится вылететь с сиденья, если не сделает этого. После этого я пытаюсь подбить её сходить на ещё один подобный аттракцион, чтобы посмотреть, откажется ли она, но Кэнди просто приглаживает волосы и говорит мне, что сходит со мной всюду, куда я захочу. Я отпускаю её с крючка и предлагаю вместо этого купить сладкую вату.

Мы проходим мимо карнавальных палаток, и когда я замечаю массивного плюшевого французского бульдога, висящего на стойке с призами, то тут же подхожу к тиру с дротиками. Просмотрев видео Кэнди, я поняла, что ей нравятся предметы на тему французских бульдогов, и вот я выкладываю преступную сумму денег за дюжину дротиков, надеясь пополнить коллекцию Кэнди новым предметом. Точность попадания у меня дерьмовая, и я с треском проигрываю, дуюсь и жалуюсь на то, что все эти игры фуфло, а Кэнди платит за подход и легко не выигрывает себе плюшевого бульдога.