Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда
— Ты ведь не жульничала со своими сверхспособностями, не так ли? — шепчу я, обвиняюще тыча её в бок.
— Нет, мне не нужны сверхспособности, чтобы побить твой рекорд в два балла, — дразнит она.
— Заткнись! — смеюсь я, толкая её локтем в бок.
— Вот, — Кэнди поворачивается и протягивает мне плюшевую собачку. — Это тебе.
— О, так теперь ты пытаешься вручить мне утешительный приз? — я протягиваю его ей обратно.
— У меня он не поместится в общажной комнате, — говорит она, настойчиво протягивая мне плюшевую игрушку обеими руками. — А если я попытаюсь отдать его двоюродным сёстрам, они из-за него поссорятся, будут слёзы и вырванные волосы, и в итоге тётя его выбросит.
— Он тебе точно не нужен? — спрашиваю я, наконец принимая предложение. — Он и правда милый.
— Точно, — говорит она. Я не вижу выражения её лица за солнцезащитными очками и маской, но кажется, что она улыбается. — И каждый раз, когда ты смотришь на его милую мордашку, ты можешь вспоминать, как я удачно надрала тебе задницу в дартс.
— Ладно, хватит, давай сходим на "Огненное кольцо"!
Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне такое удавалось — проводить время с кем-нибудь на людях, вместе смеяться, веселиться, делать фотографии, которые не являются постановочными или тщательно подобранными, чтобы их можно было загрузить для промо. Только когда солнце начинает садиться, я замечаю, что брови Кэнди нахмурены, шаги нетвёрдые, и я понимаю, что она весь день каталась со мной на аттракционах, ни разу ни от чего не отказавшись.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Давай присядем, — я беру Кэнди за руку, помогаю ей сесть на скамейку и осторожно опускаю нас обеих.
Кэнди снимает солнцезащитные очки и кладёт голову мне на плечо. Она выглядит совершенно измученной.
— Мне так жаль. Не следовало тащить тебя на те горки, — приношу свои извинения я.
— Тебе было весело? — спрашивает Кэнди мне в футболку.
— Это был лучший день, который у меня был за долгое время, — говорю я ей.
Она поднимает на меня взгляд, её длинные ресницы опускаются, она медленно моргает:
— У меня тоже.
Карусель рядом с нами отбрасывает каскад голубых и фиолетовых бликов на лицо Кэнди, её глаза сверкают от неоновых огней. Успокаивающее тепло разливается от того места, где её щека прижата к моему плечу; это чувство перетекает мне в грудь и опускается вниз пресыщенной, счастливой тяжестью.
— Скоро день летнего солнцестояния, — говорит Кэнди. — Завтра тётя будет занята подготовкой к церемониям. А ты… не хочешь зайти?
Я моргаю в восторженном шоке. Кэнди приглашает меня к себе домой! Она наконец-то открывает эту закрытую дверь и приглашает меня войти.
— Я с удовольствием.
Над ярмарочной площадью гремит первая яркая вспышка фейерверка, и сердце разрывается вместе с красочным представлением от триумфального торжества.
Дом тёти Кэнди — это обширное поместье в Пасадене, один из тех домов, которые выглядят достаточно внушительно, чтобы иметь собственное название. За железными воротами длинная подъездная дорожка, затенённая низко свисающими ветвями, вьётся к двухэтажному особняку. Массивные колонны обрамляют парадные двери. Я осторожно звоню в дверь, от вида роскошного здания чувствуя себя нежеланным адвокатом, хотя Кэнди лично пригласила меня в гости только вчера.
Дверь приоткрывается на несколько дюймов, и я почти ожидаю увидеть за ней дворецкого в жилете. Вместо этого на меня из щели смотрит маленькая девочка, которой на вид лет 9-10.
— Привет! Ты, должно быть, одна из двоюродных сестёр Кэндис? — я наклоняюсь вперёд, упираясь руками в колени. — Я Санни. Можешь сказать Кэндис, что я пришла?
Девочка поднимает лицо, чтобы посмотреть на меня, и я вижу слабое семейное сходство в её изящном строении костей, в этих потрясающих широко раскрытых глазах.
— Тебе не стоило приходить, — говорит девочка.
Я лишаюсь дара речи.
— Уходи, — она указывает пальцем на подъездную дорожку, как будто пытается прогнать бродячую собаку. — И не возвращайся.
— Инги, не груби, — раздаётся строгий голос Кэнди из глубины дома.
Девочка закрывает рот и отходит в сторону, всё это время пристально глядя на меня.
Кэнди полностью открывает дверь и, протянув руку, хватает меня за запястье и затаскивает внутрь.
— Прости, что так получилось. Мы ещё не научили её общаться с другими, — она бросает на сестрёнку быстрый предостерегающий взгляд.
Девочка, Инги, переводит взгляд с Кэнди на меня, затем снова с опаской на Кэнди:
— Из-за тебя у нас будут неприятности, — говорит она.
— Не будет, если ты ничего не скажешь, — отвечает ей Кэнди. — А ты ведь не скажешь, верно?
Инги поджимает губы, но больше не возражает, когда Кэнди ведёт меня мимо неё в дом.
В доме темновато и прохладно, большинство штор задёрнуто. Здесь много мрамора и гранита, все поверхности холодные и твёрдые, деревянной мебели почти нет. Я пытаюсь украдкой поискать семейные фотографии любого рода, но их нет. Единственное, что мне удалось вытянуть из Кэнди о её родителях, — это то, что её мать — светская львица, которая работает арт-дилером и постоянно путешествует между Европой и Азией, посещая различные светские мероприятия. Кэнди никогда не рассказывала мне, чем зарабатывает на жизнь её тётя, чтобы позволить себе такой роскошный дом.
Полагаю, что если умеешь заставить других подчиниться своей воле, деньги вряд ли будут проблемой.
Кэнди ведёт меня в официальную гостиную, и моё внимание привлекает большая картина, написанная тушью, висящая над камином. На картине изображена танцующая женская фигура. Девушка на картине обвита тканевыми лентами, длинные рукава её традиционной китайской одежды приподнимаются при движении. Фигура живая и прорисована с изысканными деталями, но её лицо в основном оставлено пустым, лишь несколькими расплывчатыми штрихами обозначены черты.
— Кто это? Боже! — я поворачиваюсь, чтобы спросить Кэнди, является ли девушка на картине небесной девой, и тихонько вскрикиваю, когда меня застают врасплох ещё две маленькие девочки, пристально смотрящие на меня из-за спинки дивана. — Инги раздвоилась!
— Разве я вам говорила о том, что нельзя пялиться на других? — выговаривает им Кэнди, а потом снова поворачивается ко мне с извиняющимся видом. — Ты первая, не считая родственников, кто побывал в этом доме, поэтому им любопытно, — она указывает на лестницу. — А теперь обе возвращайтесь в свои комнаты.
Девочки опускают головы, но не пытаются спорить с Кэнди. Они молча соскальзывают с дивана и шаркающей походкой направляются к лестнице.
— О, всё в порядке, Кэнди, позволь им немного побыть с нами!
Обе девочки тут же оживляются, останавливаясь в ожидании вердикта.
Не в силах противостоять натиску такого количества пар умоляющих глаз, Кэнди сдаётся:
— Ладно. Вы двое ведите себя прилично и не надоедайте Санни. Я сейчас вернусь.
Как только Кэнди выходит из гостиной, девочки тянут меня на диван и засыпают вопросом за вопросом.
— Ты подруга Кэндис, верно? Это тебя показывают с ней по телевизору?
— Ага, это я.
— Ты пришла поиграть?
— Вроде того?
— Ты можешь отвести нас на игровую площадку?
— Э-э… только если Кэнди разрешит...
— Не разговаривайте с ней! — огрызается на сестёр с порога Инги.
Когда Кэнди возвращается с подносом, на котором стоят круглые пирожные, пахнущие кунжутом и мёдом, Инги морщит нос в знак протеста:
— Их можно подавать только по особым случаям.
— У нас как раз особый случай, — Кэнди говорит. — Ничего страшного, если ты не хочешь их есть. Сёстрам достанется больше.
— Хотим — хотим! — подхватывают другие девочки, нетерпеливо подпрыгивая на своих местах, пока Кэнди подаёт каждой из нас по тарелке и наливает в чашки ароматный цветочный чай.
Инги неохотно присоединяется к нам, берёт свою порцию и ест в раздражённом молчании.
