Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда

По пути к кассам я прохожу мимо длинной полки с модными журналами и жёлтой прессой. Вместо нынешних моделей и актрис на обложках я вижу только прошлое. Своё прошлое. Я вижу наш дебют, когда мы втроём позируем в нашем фирменном составе.

Заголовок гласит: "Познакомьтесь со звёздами "Сладкой Каденции": музыкального шоу, вдохновлённого К-поп!"

Кэнди стоит в центре снимка. Я справа от неё, опираюсь локтем на её плечо, в костюме чирлидерши. А слева Мина — сердце и душа нашей группы со своей короткой стрижкой и веснушчатым носиком. В её улыбающихся глазах не отражается ничего, кроме чистейшей радости.

Взгляд скользит по стеллажу — и заголовки и обложки меняются.

На первой странице журнала "People" размещены фотографии меня с Чжин-Хваном: кадры из его эпизодического появления в нашем шоу, сделанные за кулисами церемонии награждения, его рука на моей талии, я наклоняюсь к нему с влюблённой улыбкой. Папарацци снимают, как я сажусь к нему в машину.

Я толкаю тележку с покупками по проходу, и заголовки снова меняются.

Лицо Мины смотрит на меня с обложки другого глянцевого журнала — чёрно-белая фотография, которую использовали на её похоронах.

Я отрываю взгляд от стойки с журналами. Внезапно кажется, что все в проходе повернулись ко мне и смотрят. Их лица выглядят странно: глаза слишком большие, подбородки слишком маленькие…

Пальцы отпускают ручку тележки, и я бегу, бросив покупки в проходе. Я убегаю, как делаю всегда, как будто могу каким-то образом опередить надвигающуюся паническую атаку. Я едва не сталкиваюсь с другими покупателями, когда выбегаю за двери.

На парковке я всё время оглядываюсь через плечо, в ужасе от того, что увижу это лицо прямо у себя за спиной. Оказавшись одна в своей машине, я пытаюсь выполнить дыхательные упражнения, которым научил меня психолог, но сдаюсь, когда не могу вспомнить, должна ли задерживать дыхание на 4 счёта или на 6, прежде чем выдохнуть. Я включаю заднюю передачу и срываюсь с места, словно убегаю с места преступления, проклиная потерю этого удобного места. Ноги моей больше не будет в этом магазине.

После гибели Мины и отмены "Сладкой Каденции", мы с мамой переехали из Лос-Анджелеса в Атланту.

— Это будет новое начало, — объяснила она, пока я смотрела, как грузчики загружают мебель в грузовики. — Для нас обеих.

Но в основном для неё. Учитывая, что в Джорджии снимают все фильмы и шоу, этот переезд стал решением, которое пошло на пользу её карьере продюсера больше, чем кому-либо ещё (не будем тыкать пальцем). Она убедила меня, что переезд будет идеальным шансом сбежать от токсичной сцены Лос-Анджелеса, чтобы я могла "оправиться" и "пересмотреть приоритеты". Теперь, когда я закончила среднюю школу с предварительными планами взять годичный перерыв, мама снова заговорила о работе.

— Давай найдём тебе небольшую роль в фильме о супергероях, — пыталась втолковать она, пока везла меня к психологу. — Или в шоу на каком-нибудь канале.

Но сколько бы мама ни придумывала для меня всяких возможностей, я не ходила ни на одно прослушивание. Когда всё закончилось, безграничное будущее, которое когда-то расстилалось передо мной подобно сверкающему ковру, превратилось в бесконечный чёрный туннель, стены которого неуклонно давили на меня, пока я спускался от "до" к "после", от знаменитости к безвестности.

На съёмочной площадке у нас был репетитор, так что, когда шоу закончилось и я перешла обратно в школу, был уже выпускной класс. Я едва могла заставить себя каждый день вставать с постели; во мне не осталось ничего, с чем можно было бы наладить социальную жизнь, особенно так близко к выпускному. А едва я узнала, что девочки из моего класса устроили групповой чат, посвящённый моему скандалу, я перестала пытаться завести друзей.

Как и ожидалось, когда я прихожу домой из магазина, там пусто. Когда мама уходила сегодня утром, она сказала, что сделает всё возможное, чтобы вернуться домой и поужинать со мной, но её "всё возможное" — это произвольная фраза, которая полностью зависит от её рабочего графика. Не знаю, почему я по-прежнему тешу себя надеждами. Это пилотный сезон; у неё нет времени поддерживать нашу угасающую связь матери и дочери и одновременно запускать новый драматический сериал.

Я достаю из морозилки последнее замороженное блюдо и ставлю его в микроволновку, затем несу хрупкую пластиковую тарелку к себе в спальню и ем перед компьютером. Я собиралась посмотреть дрянное реалити-шоу, но вместо этого открываю видеоблог Кэнди.

Прошло много времени с тех пор, как я смотрела её аккаунты, но эта встреча в магазине выбила меня из колеи. После моего последнего посещения, она выложила несколько новых видео-постов. Я нажимаю на самый последний со словом "анонс", написанным от руки поперёк миниатюры.

"Привет, сладенькие, с возвращением. Спасибо, что присоединились ко мне сегодня".

Кэнди машет мне с другой стороны экрана. Теперь у неё чёлка.

Когда я смотрю её влоги, не могу отделаться от ощущения, что она здесь, сидит напротив меня, и мы разговариваем, как раньше, до поздней ночи, даже несмотря на 6:00 утра по времени звонка. Как будто мы стоим перед зеркалом в ванной, пытаясь выдавить прыщ на моём подбородке. Как будто мы ещё много значим друг для друга.

Когда я только переехала, я несколько раз пыталась связаться с ней. Она редко отвечала. "Она занята, — сказала я себе. — Пытается начать всё сначала, оправиться. Как и мы обе".

Через её посты я узнавала, как ей живётся после "Сладкой каденции": вот новая комната Кэнди, её новая одежда, её новые друзья. Мои сообщения к ней могли оставаться без ответа целыми днями. Прошёл почти год, прежде чем я поняла, что она вообще перестала отвечать.

Звук шаркающих шагов доносится в мою комнату с другой стороны двери. Кто-то поднимается по лестнице. Я отвожу взгляд от экрана компьютера.

— Мама?

Лёгкие глухие шаги доходят до лестничной площадки второго этажа, половицы в коридоре скрипят. Я даже не слышала, как открылся гараж или как она вошла в дом. Медленные шаги приближаются, останавливаясь прямо за моей дверью.

— Мама, это ты? — зову я.

Никто не отвечает. Я встаю со стула и открываю дверь своей спальни.

— Мама? Ты дома?

В коридоре снаружи пусто. Я выхожу дальше, поднимаюсь на верхнюю площадку лестницы и смотрю вниз. В гостиной внизу темно и тихо. Там нет признаков матери.

Внезапно из динамиков в глубине моей комнаты доносится знакомый смех. Смех, который не принадлежит Кэнди. Всё тело напрягается.

Это смех Мины.

Я слышу собственный щебечущий голос и мягкие упрёки Кэнди. Это звучит как кадры из ежедневных видеопостов или что-то такое, что мы сами снимали за кулисами.

Кэнди никогда не говорит обо мне или Мине ни в одном из своих видео. Она избегает всех вопросов о "Сладкой каденции" в своей рубрике с вопросами и ответами. Зачем Кэнди выкладывать что-то подобное в свой видеоблог?

Я бросаюсь обратно в свою комнату, чуть не врезавшись в компьютерный стол. На экране Кэнди рассказывает о преимуществах отшелушивающих скрабов для лица под ту же сонную музыку эмбиент. Я просматриваю видеоролик. Там нет момента, когда мы втроём. Говорит только Кэнди. Я нажимаю на начало видео и просматриваю его снова — то же самое. Я лихорадочно щёлкаю мышью и не нахожу никаких других открытых вкладок или окон на своём рабочем столе. Кэнди смотрит на меня с экрана, её тёмно-карие глаза медленно моргают.